Кадавры

— Угу, — пробурчал Матвей. Голос у него изменился, стал низкий, словно пропитанный мясным соком. Он тяжело дышал, на лбу блестели капли пота. Все это было ей знакомо. Матвей не в первый раз откалывал подобное, бешеный аппетит просыпался в нем только в одном случае: когда он чувствовал себя виноватым. Чувство вины — штука сложная, люди раскаиваются, договариваются, исправляются или нет — в общем, как-то работают над собой. Матвей в принципе не любил работать, тем более — над собой, и со своей виной всегда поступал радикально: сперва упрямо не замечал, а когда вины становилось слишком много и игнорировать ее уже не было сил и возможностей — все же зачатки совести жили даже в его массивной туше — он закидывал вину мясом. Или раками. И доводил себя до дурноты, до предсмертного состояния. Это было что-то вроде самобичевания. Кто-то наказывает себя воздержанием, кто-то болью, кто-то алкоголем, Матвей наказывал себя бесконтрольным чревоугодием.

Из-за шторы тем временем вместе с женой хозяина появились еще два мужика — такие же матерые и с волосатыми плечами. А вслед за ними — какой-то старичок, совсем древний, усохший, с тросточкой. А за ним — старушка с младенцем на руках. Потом — какие-то две женщины в халатах в цветочек, похожие друг на друга как сестры. Целая семья своими глазами пришла посмотреть на диковинного чужака.

— Похоже, — сказала Даша, — они ждут, когда ты кони двинешь от их раков. Или сам превратишься в рака. И, кажется, немножко восхищены тем, что ты еще в сознании.

Когда Матвей приговорил последнего речного гада и откинулся на стуле, лицо у него было бледное, глаза стеклянные. Он тяжело дышал. Расстегнул пуговицу на джинсах и ослабил ремень. Пару минут сидел тихо, поглаживая живот, икая и повторяя:

— Все хорошо, я в порядке. В порядке, — словно уговаривал сам себя.

Даша смотрела на него с жалостью. Хозяин осторожно подошел к столику.

— Я хотел узнать, может, вам что-то еще нужно?

— Нет, все прекрасно, спасибо большое, — сказала Даша. — Ему теперь надо посидеть вот так минут десять, вы не против?

— Я? Вы шутите? — Хозяин добродушно рассмеялся. — Я о вас теперь легенды буду слагать! Самый благодарный гость в истории моего ресторана! Я всю семью позвал посмотреть на вас! Хоть до ночи сидите.

Матвей пробурчал что-то, все его тело дрожало и издавало звуки пищеварения. Даше казалось, что она слышит, как звенят от натяжения стенки его несчастного желудка.

Пока он сидел и приходил в себя, Даша вышла на стоянку. Лошадь ушла куда-то, в сумерках Даша смотрела, как отъезжают с парковки огромные фуры и приезжают новые.

Через какое-то время Матвей вышел из забегаловки и, медленно переставляя ноги, как космонавт в условиях непривычной гравитации, направился к машине. Сел за руль, пристегнулся, но тут же отстегнул ремень — тот слишком сильно давил на живот. Завел мотор и вырулил на дорогу. Он хотел включить фары, но вместо них включил дворники. Пока шарил пальцами за рулем, пытаясь все исправить, ему поплохело. Он вдарил по тормозам, «Самурай» взвизгнул шинами и замер прямо посреди дороги. От удара лбом о приборную панель Дашу спас только ремень. Матвей открыл дверь, наклонился — и его вырвало.

Мимо, едва не задев открытую дверь «Самурая», басовито сигналя, прогрохотала фура.

— Матвей, еб твою мать!

Матвей с трудом вернул себя в кресло, захлопнул дверь, вытер рот тыльной стороной ладони.

— Я в порядке.

— Ты посреди дороги встал! Буквально посреди дороги!

Мимо, снова гудя, проехала машина — живая демонстрация эффекта Доплера. Матвей завел мотор и тронулся. Они проехали минуту, не больше, когда он опять затормозил — и все повторилось: его рвало долго, и лужа бледной, мутной блевотины под машиной росла и растекалась по трещинам в асфальте ручейками.

— А вообще знаешь, нет, я не в порядке. — Он посмотрел на Дашу. — Мне нехорошо. На все десять шампуров нехорошо. Можешь сесть за руль?

— Ты издеваешься?

— Нет.

— Съезжай с дороги, сейчас же!

— Я не могу. Тебе придется сесть за руль.

— Ты точно издеваешься.

— Ну перестань.

— Ты хоть понимаешь, как я рискую!

— Даш…

— Разворачивайся. Вернемся домой, к Марине, отлежишься, завтра поедем дальше.

— К Марине? О боже. Да я лучше лицом костер затушу.

— Матвей…

— Я не могу вернуться домой! Пути назад нет, — он помолчал и пробурчал что-то невнятное себе под нос.

— Чего ты там бормочешь?

— Я не могу домой. Мне там все про Настю напоминает. Я не могу.

Мимо, сигналя, проехала еще одна машина. Водитель притормозил, опустил стекло.

— Эй, помощь нужна?

— Все нормально, — Матвей вытер рот внешней стороной кисти. — Просто голова закружилась.

Водитель увидел лужу блевотины под дверью, поморщился, поднял стекло и дал по газам.