— Смотри, мне подарки какие в этот день: это я в игре получила (она указала на связку новых стрел), а это мне лучший охотник вместе с жизнью отдал. — Она показала горит. Я могла не рассматривать его — и так знала, что увижу там знаки Зонара.
Много позже я узнала, как погиб Зонар: ээ-борзы забрали его, когда появилась внизу, под склоном, Очи, так рад он был этому. Духи спустили лавину, и она погребла его — землянка его была под тем склоном. Очи искала его, но духи открыли ей только горит и лук, а позже — останки мужа Антулы, снег вынес их откуда-то сверху. Это была шутка ээ-борзы. Очи расскажет мне все это только однажды и запретит вспоминать впредь. На горит поставит свою накладку. Лук будет при ней всю жизнь, с ним и ушла она недавно к Торзы-братьям.
Ильдаза и ныне жива, и путь ее до бело-синего еще долог. Последней из моих дев придет она к вышнему. В ту же осень она вышла замуж. Ее муж был менялой на осенних ярмарках, он получал шелк за то, что находили его старшие сыновья в земле, — краски и камни. Ильдаза стала второй женой, но, говорили, была счастлива, живя в богатой семье. Войны избегла она, а после я сама спасла ее от смерти. Ильдазу бережет бело-синий.
Так кончились наши три луны в стане. Так осталось нас трое. <…>
Идти в дома нам больше нельзя было. Как пошли знакомые тропы, мы повернули и, обходя стан с севера, двинулись в чертог дев.
Голоса, лай собак мы услышали из-за забора, к чертогу приблизившись. Смех громкий услышали. Красные сполохи большого костра темноту освещали. Лишь подъехали, постучать не успели, распахнулись ворота, выбежали девы навстречу, коней под уздцы взяли, в чертог ввели, ворота затворили.
От суеты, нас поглотившей, у меня голова закружилась. Девы смеялись, но не говорили с нами. Все они облачены были в темные покрывала из шерстяных полотнищ, а на лицах их были маски из дерева, с большими глазами, но без рта. Смех глухо из-под них долетал. Я поняла, что мы попали на праздник, быть может, по случаю удачной охоты: ляжка оленя пеклась над костром, когда подвели нас к нему. Одна из дев поднялась, нас встречая, и мы, приветствовав огонь, встали все перед ней. Она зачерпнула из деревянного ведерка сквашенное молоко, поднесла сначала каждой из нас, потом двумя пальцами нарисовала нам на лбу месяц. Девы вокруг запели.
Старшая дева велела каждой из нас отдать что-либо из своих вещей Луноликой в дар. И указала на сложенные в стороне вещи. А сама села на войлоке и запела, сзывая духов.
Духи скоро стали собираться — я ясно видела их. Наши — мой царь, рысь Очи и младенец Ак-Дирьи с бычьей головой — поодаль сидели. А как собрались все, последним пришел черный козел с золотыми рогами. Я подумала было — это тот самый живой козел, которого девы на праздник весны в тележку запрягают. Но это был ээ. Спокойно, как добрый хозяин, он прошел к блюду с дарами и стал смотреть на вещи, скосив глаз, — совсем как делают обычные, живые козлы. Он смотрел так долго, что во мне, сначала спокойной, зашевелилась вдруг тревога, а потом стало смешно — так забавно он осматривал и обнюхивал дары, как будто решал, съедобны ли они. Я заулыбалась, сдерживая смех, но тут он поднял глаза и посмотрел на меня по-над блюдом. Его глаза были и равнодушные, и пустые, и жестокие одновременно, — таких нет у животных, но лишь у духов бывают. Он посмотрел на меня пристально — и отошел от даров. Я вздрогнула, а он уже скрылся, и все другие духи за ним растворились в ночи.
Старшая дева остановила свое бормотание. Какая-то волна прошла по всем, сидящим вокруг огня. Мы сидели, не шелохнувшись, чувство чего-то свершившегося и непоправимого нахлынуло на меня.
Старшая дева поднялась и сняла маску, все остальные сделали то же.
— Вам надо уйти отсюда, девы, — произнесла старшая. — Духи не приняли вас в чертог.
— Почему? Им не по нраву наши дары? — спросила я, хотя уже знала: любой вопрос бессмыслен, наша доля решилась.
— По дарам духи читают ваше место в стане. Ваши дары не отличались от других, что приносили до вас. Нет, они просто не увидели вас здесь. Ваше место среди людей, вот что значит это.
Мы молчали, до конца не осознавая свершившееся. Слишком быстро сменилась наша дорога, и я, еще миг назад готовая никогда больше не увидеть отца и братьев, не знала теперь, хорошо ли не жить в чертоге с девами.
— Иногда случается такой выбор духов, но редко, — послышался голос в стороне. — Вы останетесь с Луноликой, но быть ей верной среди людей сложнее.
— К вам чаще люди придут за помощью, вы ближе будете, — заговорила другая дева. — Я знаю, я помню: в нашем стане одна дева жила, когда была я ребенком.
Я поняла, что они хотят нас успокоить. Но в этом не было смысла: сердце мое было тихо. Я кивнула своим девам и поднялась.