Кадын

Все столпились рядом, наблюдая за нами молча. Теперь, без масок, сняв и покрывала, в простых куртках, обычными людьми они были, простыми девами. Глаза их светились любопытством и жалостью, и только серебряные пояса посвященных их отличали. Мне под их взглядом отчего-то вдруг стало весело. Верно, жалели они, что не будем мы с ними жить вместе, не будем в танцах и обрядах участвовать, не будем дары богатые от людей получать. Но мне все это вдруг безразлично стало. Теперь я знала, что только такая доля могла быть у меня, что там, в людях, больше нужна я, чем здесь, затворницей. <…>

Глава 5. Страна озер

Три года спокойна и тиха жизнь моя была. Как простой пастух, я жила. Два лета с царскими табунами кочевала, год с оленями на холодные пастбища поднималась. Братья мои нарадоваться на меня не могли: дельный работник ты — говорили. Их жены с телег не сходили, у костров пищу варили, а я с седла не слезала, всю работу сама делала, помощи ни от кого не ждала.

В те годы сблизились мы с Талаем, совсем как брат и сестра с ним стали, сердца открытыми друг для друга держали. Он все лето по кочевьям и пастбищам разъезжал, кто где кочует, лучше всех знал. Но к нам чаще всего наведывался, коней смотрел, лечил, а если лошадь в табуне родить готова была, так по несколько дней оставался, пока жеребенка не встретит.

Счастливое было то время. Ночами сидели мы с ним у костра, говорили — наговориться не могли, молчали — не могли намолчаться. Ни людей, ни молвы уже не боялась я. Смешно становилось, как вспоминала те мысли. А если долго не заезжал он к нам, я тосковать начинала и томиться, хотя сама этого не понимала. Работа из рук валилась, все по далям глядела и не знала, чего ищу. Лишь когда опять к нам приезжал, я оживала.

И говорить бы не стоило о том времени и о чувствах моих, если бы тогда не открылись нам земли Оуйхога — страны озер и Талай не помог в этом.

То было в третий, последний год моего пастушества. Засуха несколько лет уже мучила наши земли. Внизу пастбища выгорали, скот страдал, пастухам приходилось гнать их на зимние пастбища, другие же резать стали овец и коз, стада уменьшая.

Как велел мой отец земли новые под пастбища искать, Талай вспомнил рассказы о прекрасных выпасах в стране озер где-то на юго-востоке — Оуйхог, так эту землю называли. Наши люди не знали о ней ничего, одно только слышали — земли те охраняют Чу. Талай три дня ехал вверх по Чистому Ару, пока не дошел до устья, где молочная река в него впадала, окрашивая воды. Выше Ар прозрачен, здесь же мешался и становился таким, как мы его знаем, — белым. Молочные воды с высоких гор идут, решил Талай и повернул вверх по молочной реке.

— Я должен был догадаться и пойти по правому берегу, но не было хорошего брода на Аре, — рассказывал мне Талай. — Лишь ниже устья нашел переход, где мой конь не оступался. Так и пошел. Думал сначала: выше переправлюсь, — да забыл. Лишь тогда и вспомнил, как первый дом Чу показался. Велик он — как холм в высоту и ширины небывалой, я не видал таких, хоть к Чу и захаживал. Перед домом каменные столбы стоят, пять в ряд на восток от дома. Такие, как мы или темные ставят, чтобы ход солнца тенью определять. Как воины, эти столбы дом охраняют. Четыре невысоких и один — в рост всадника на коне. Я его издали увидел и понял: переходить надо. Сумерки уже собирались. Было бы другое место, на левой стороне ночевал бы, там лес хороший, но возле Чу я не решился спать, погнал коня в воду.

С удивлением я слушала этот рассказ. Малодушным Талай никогда не был, я знала, и если оберегался от чего-либо, то была настоящая опасность. Но мне тогда неведомы были Чу.

— На правой стороне там — безлесые сопки. Травы хорошие. Чуть дальше впадает в молочную другая река, небольшая и чистая, там кусты растут, устье же, узкое, меж двух скал, заболочено. Наломал я хвороста, не хотелось по соседству с Чу без огня сидеть, разложил огонь да все на другой берег смотрел. Видел их тени. Всю ночь ходили, но не видели меня. Костер потух, а я так и смотрел до утра, как молчаливые, огромные по ту сторону бродят Чу.

— Что же они бродят?

— Того люди не знают.

— Никто не пытался заговорить с ними?

— Есть, говорят, камы, кто с ними пытался вести разговор, но не отвечают Чу. Слишком горды. То былое племя, племя царей, говорят. Раньше я думал, что только на нашей реке стоят их дома, теперь знаю: настоящий их стан — это долина молочно-белой реки. Весь левый берег застроен их каменными холмами!

— Ты вновь перебрался туда?