Кадын

— А приходилось ли тебе ночевать возле такого дома? — спросил Талай.

— Зачем? Ночь в лесу мне милее. Не суслик я, чтобы спать меж камней.

Мы рассмеялись. Холм не вызывал страха. В нем не было ничего такого, что пугало в рассказах Талая. Я смотрела пристально, как учила нас Камка, и не видела ничего. Камни, просто камни, которые сложили в кучу. Огромного труда, верно, стоила такая работа, и неизвестно, с какой целью ее совершили.

Место же, куда мы пришли, было прекрасно. На левом берегу, после прибрежной равнины, поднимались невысокие скалы, поросшие лиственницами и кустами, с каменистыми открытыми обрывами. Далее река поворачивала и разливалась на протоки, равнина становилась больше, а скалы сменялись холмами. Далеко впереди возвышалась цепь иссиня-белых, кипучих вершин — настоящих великанов. Позади нас тоже были высоты и сопки, но голые, без деревьев, как и рассказывал Талай.

И по воздуху, и по всем травам, что росли здесь, мы понимали, что место это очень высокое, но не было тут ни ветров, ни зябкости, как на перевалах и вершинах. По-степному теплый ветер дул с холмов, и травы были тоже степные, сочные. Стадам привольно будет пастись тут.

Облака низко плыли над холмами и казались сами стадами, разбредшимися по выпасу.

— Отец будет счастлив, если мы откроем эти земли ему, — сказала я. — Это благие угодья бело-синего.

— Те, сестра, — усмехнулась Очи. — Это вышнее пастбище! Смотри: молочная река, бесконечные выпасы, теплые, пряные ветры. Не сюда ли отправляются души нашего люда?

Я вздрогнула от этой шутливой мысли Очи, но, и правда, открывшаяся нам земля так походила на пастбище бело-синего, где ждут нас деды, где заканчиваются наши кочевья, что мне стало невольно холодно. Талай отвлек меня, сказав:

— Весь люд будет счастлив этой земле. Особенно если она не занята.

— Нам ли бояться приходить на земли, где уже живут люди! Так случалось не раз. Места хватит всем, — говорила Очи.

— Мы узнаем это сегодня.

— Что узнавать? — недоумевала Очи. — Я не вижу причин скрывать это место от люда. Сразу звали бы сюда пастухов, раз засуха душит стада.

— Подожди сумерек, воин-дева, — спокойно ответил Талай и спрыгнул с коня.

— Ты хочешь остаться здесь? — удивилась Очи. — Но тут открытое место. Не лучше ли ночевать на другом берегу, где деревья растут: можно сложить и костер, и постели.

— Людям не стоит ходить ночью к Чу.

— Но я не вижу никаких Чу! — уже гневалась Очи. — Брось, надо перейти реку и завтра исследовать холмы и степь. Я видела летящих туда чаек, там должна быть большая вода.

— Успокойся, воин-дева, — говорил Талай. — Я не пущу вас на левую сторону после заката. Вы не видели того, что видел я, и мне не хочется быть виной вашей гибели.

— Те, о чем ты! — вспыхнула Очи и так сжала коню бока, что тот встал на дыбы. Она осадила его, и он заходил вокруг Талая. — Мы Луноликой матери девы. Нет воина среди людей, кто бы мог убить нас в открытом бою. Нет ээ в тонких мирах, кто не подчинился бы нашей воле. Как можешь говорить ты, что черные голыши способны причинить нам гибель?

Талай схватил за узду коня Очи и остановил его силой. Глаза ее горели. Он же оставался спокоен.

— Никому не известна сила Чу, — сказал он. — Я не знаю ее тоже, дева, но не хочу зря рисковать. Останься здесь и смотри, что будет ночью.

— Россказни! — крикнула Очи, выдернула поводья из рук Талая и отъехала к реке. — Я еду туда и, если кто-то действительно покидает после заката насыпи, встречу его, как воин. Ты едешь со мной, сестра? — крикнула она, глядя на меня с вызовом. — Или будешь слушать этого мужчину, чье сердце не в горите, а в сапогах?

Мне не нравилось все, что происходило, и к этому выбору — Талай или Очи — я не была готова. Я верила коннику больше, чем брату. Но мои глаза и все мое чутье говорили, что сейчас насыпь безопасна.

— Я верю Талаю, сестра, — ответила я, но тут же добавила, опередив злую реплику: — Но сейчас я поеду с тобой, чтобы осмотреть насыпь. Однако если в сумерках мы поймем, что холмы излучают опасность, то переедем реку обратно и не будем ждать, пока Чу покинут свой дом. Я хочу, чтобы ты обещала мне это.

Очи смотрела на меня некоторое время, потом кивнула. Мы отправились с ней искать брод.

Перешли реку. Насыпь по-прежнему оставалась пуста и тиха. Мы пустили коней в гору и скоро набрали хвороста и желтянки для постелей, вернулись на берег, сложили все там и разъехались, чтобы исследовать место.