Кадын

Я не поехала далеко. Лишь повернула вместе с рекой и дошла туда, где скалы подходили близко к воде, оставляя узкий перешеек. Две ровные террасы возвышались в этом месте, чуть далее скалы отступали и берег расширялся, начинались холмы, как гигантские волны. Все, как рассказывал Талай. Мой глаз уже оценивал эту землю: где лучше будет пасти скот зимой, а где — летом, где поставить стоянки, где — сторожевые посты, а где потом может возникнуть стан. Вот здесь, у перешейка, на верхней террасе, самое место постам: лучник увидит и реку далеко за поворотом, и оба берега, а чужак не пройдет в узком месте… Я замечталась, но вспомнила о Чу. Солнце было еще высоко, все же я повернула к их дому.

Очи не было там, а Талай сидел на другом берегу у самой воды. Его конь не распряженный пасся в стороне. Я спешилась, так же, не распрягая, пустила Учкту, а сама села на землю перед домом Чу.

Так мы сидели с Талаем друг напротив друга, разделенные рекой, и смотрели больше в глаза, чем на дом Чу между нами. Камни спали. Но в то же время, чем дольше, в тишине и спокойствии сердца сидела я рядом с ними, тем яснее становилось мне, что это не простая насыпь. Иная сила была в ней, но я не знала ее и не знала, стоит ли ее бояться. Мне оставалось только ждать и смотреть, что будет дальше.

Прошло много времени, и солнце уже склонилось к холмам. Очи вернулась и так же молча села вместе со мной, созерцая камни. Но ей скоро наскучило это, и она пошла исследовать их ближе. Она вошла в огороженный круг и залезла на саму насыпь, ходила там, присаживалась и брала в руки пегие камни, клала на место, шла дальше. Я хотела напомнить ей об осторожности, но мне не хотелось нарушать ту особую тишину, что нас окружала. Странная, дремотная лень сковала меня. Я продолжала сидеть, но уже не созерцала, а лениво плыла в потоке неспешных, обыденных мыслей, убаюканная закатом.

Я очнулась от свиста Талая. К этому свисту конники приучают всех наших коней, они сходятся в табун, заслышав его. Я встрепенулась: Талай поднялся на ноги и смотрел на меня. Его конь подходил к нему. Моя Учкту и Очишкина лошадь тоже спускались с холма. Я стала искать взглядом Очи, но она скрылась за насыпью. Все по-прежнему было спокойно, но я ощутила тревогу.

Закат заливал холмы охрой, облака пылали, как петушиные перья. Лесистые горы за моей спиной потемнели. Взгляд вяз в сумерках, уже не разбирая деталей. Только река белела теперь ярче, чем днем.

Очи подошла из-за насыпи.

— Зачем он свистел? — спросила она. — Все еще хочет, чтобы мы воротились? Неужели он трус? Здесь так хорошо и спокойно. Давай сложим постели и разведем огонь. А он пусть переходит к нам или остается без ужина — все мясо у моего седла. Или ты не согласна?

Я не знала, что ей сказать. Алый цвет уже вышел из воздуха, солнце скрылось за горы, осталась лишь серость. На востоке забелел почти прозрачный серп растущей луны. Высь была синей, но цвет мутнел ближе к земле и становился прозрачным, дымчатым, как туман, сбегая на землю, к кургану…

— Что так белеет, Очи? — тихо спросила я. Вид был настолько смутный, что я не разбирала, не кажется ли мне это.

— Туман с реки, — пожала она плечами.

Молочная дымка все более явно собиралась у подножья насыпи, росла, постепенно поднимаясь вверх по камням. Я выпустила дыхание из открытого рта. Оно не стало паром.

— Воздух сух, Очи. Берег не низок и не болотист. Это не река дышит так.

Очи тоже поняла это и стала приглядываться к туману. Он нарастал, но не уходил дальше ограды вокруг насыпи. Тут ветер потянул холодом с гор, растрепал нашу одежду, но туман не тронул. И тогда мы различили в нем фигуры высоких людей.

— Чу! — выдохнули мы с Очи вместе.

— Уходим, — сказала я и хотела бежать к Учкту.

— Погоди, они же не делают дурного! — крикнула Очи. — Я хочу понять, кто это.

— Очи, ты дала слово! Мы будем говорить с ними из-за реки. Идем!

— Чего ты боишься?

— Разве ты не видишь сама? Это не духи, это иные созданья.

— Так давай же узнаем их!

— Очи, ты дала слово, сдержи его. Мы должны уходить.

Между тем тени двигались вместе с туманом. И силу, странную, нечеловеческую, уже ощущала я. Новый свист с правого берега заставил нас двигаться. Я оседлала Учкту, подъехала к воде, спешилась, чтобы собрать наши ветки, обернулась — Очи, уже в седле, все медлила, а туман подползал к ногам ее коня.

— Очи! — я крикнула и послала Учкту назад. Но конь моей безрассудной девы умнее был и сам поспешил к реке. Я схватила его под уздцы, и так мы перешли реку. Очи не сопротивлялась.

На другом берегу мы спешились. Даже в темноте были ясно видны огромные тени, заполнившие весь левый берег.

— Я разведу огонь, — сказал Талай.

Много хвороста, как оказалось, мы потеряли на переправе, но нам хватило на ужин. Мы провели его в молчании, не сводя глаз с берега Чу.

— Я не понимаю, кто это, — сказала потом Очи, и ее шепот нам показался громким. — Я послала своего ээ на ту сторону, чтобы узнал, но он отказался. Сказал, что они сделают его своим, и мне не удастся его вернуть.