— Это Чу, — сказал Талай. — Первые жители этих земель, древние люди, не знающие для себя невозможного. Так темные говорят.
— Они живые? Или это их мертвые тени? — спросила я. — Расскажи все, что ты знаешь.
— Темные считают их живыми. Они говорят: это был люд камов, они только полжизни жили в солнечном мире, а полжизни — у тонких ээ.
— Так не живут даже камы, — фыркнула Очи. — Мать говорила, что это опасно: если много времени проводить в тонких мирах, тело истончится и умрет.
— Для Чу было не так, — сказал Талай. — Или темные ошибаются. Но Чу не были людьми. Темные говорят, что однажды они все вместе решили уйти к ээ. Построили себе шалаши из огромных лиственниц, а крыши нагрузили камнями. Собрались все вместе и подрубили столбы. Камни погребли их, но они остались живы. Они в землю ушли. Так темные говорят. Но темные не знают духов и боятся их. Я не вижу, чтобы из мира ээ выходили эти тени. Они иные.
Наш костер потух, но Чу на том берегу были видны все так же ясно: черные, они не сливались с темнотой ночи.
— Что они делают там? — заговорила я шепотом. — Чего-то ждут? Ищут? Строят?
— Наутро все будет, как прежде, — ответил Талай. — Вы Луноликой матери девы, вам больше других открыто, вам это и узнавать. Темные избегают Чу, оставляют жертвы перед насыпями, но скот выпасают в степях у их домов. Можно ли это и нам делать? Или можно даже жить на том берегу, в отдалении от них? Вот что надо узнать.
— Камка говорила, — сказала я, — когда сталкиваешься с неизвестным и видишь, что оно сильнее тебя, успокойся, наполни дух дружелюбием и отпусти его познать суть неизвестного.
— Фе, — фыркнула Очи, — Камка всегда спокойна, как вода, и она все делает долго. Я по-другому сделаю то, что надо.
Она поднялась, подстегнутая некой мыслью, подошла к воде и крикнула, сложив руки у рта:
— Хей! Хей! Я вижу вас! Я здесь! Хей! Кто вы, покажитесь!
Но тени не изменили своего движения и никак не показали, слышат ли Очи. Она продолжала кричать, а потом села и стала смотреть на них. А я поднялась на ближайший холм, села там, подогнув плащ, успокоила дух, наполнив его дружелюбием, и отпустила на другой берег, пытаясь познать Чу.
Сон не сходил ко мне, но приятное, расслабленное оцепенение охватило все тело. Сквозь полуприкрытые веки я видела серебристое сияние молочной реки и темноту берегов. Луна заходила за дальние холмы, становилось совсем темно и холодно, пять звезд небесной повозки сияли высоко в небе, тогда как ее оглоблю скрывали размазанные тучки. Наши кони, Очи у воды, Талай возле костра — все живое казалось ярким, светящимся в темноте. Я поняла, что вижу суть, как учила Камка, и обратилась к левому берегу.
Меня поразило то, что я увидела: вместо темных теней бледно-синие, огромные языки пламени двигались там. Чу не были людьми, пусть даже древними камами: все люди светятся подобно солнцу. Они не были духами: те имеют тяжелые, темные цвета. Их природа была иной, как у огня, что, говорят, вырывается из-под земли. Отец рассказывал мне, он бывал давно, в детстве, в таком месте: из щели в скалах выходил огонь, и был он почти прозрачен, с голубыми языками и не гас никогда. Ни дерева, ничего не нужно было ему, сама скала рождала это пламя, и люди, жившие в тех местах, почитали, и оберегали и пламя, и скалу, и кидали в щель живых людей — жертв священному огню… Но я зря отвлеклась в своих мыслях от Чу: их природа померкла для меня, и вновь темные тени бродили на том берегу.
Я снова погрузилась как бы в дремоту и направила свой дух в их сторону. Образ странной, призрачной земли проявился передо мной. Это не было то место, где мы находились, и это не был мир тонких ээ — в то время я уже хорошо разбиралась в них. Но это был мир Чу, созданный их собственной волей. «Вот куда ушли жить они», — поняла я. Свободная, широкая местность мне предстала. Ни деревьев, ни трав не было в этом странном, пустом месте, лишь отдельные камни лежали, огромные, размером с повозку. Дома с круглыми крышами, без дверей, как шатры, были разбросаны там, но сделаны эти дома были будто из глины. Ни светила, ни огней не было, но все заливал тот же голубоватый свет. И только река была там — такая же, как молочная. И через нее был перекинут мост, но я знала, что ведет он не на противоположный берег, как бывает всегда, а к нам — в солнечный, живой мир.
У правого колена я ощутила своего царя-ээ. Мы вместе созерцали с ним этот сотворенный мир. Но никто не ходил среди домов. Он был пуст.
— Они все перешли по мосту и ходят сейчас здесь, вокруг насыпи? — спросила я.
— Я не могу ответить тебе, я не знаю их, — сказал царь. — Я вижу лишь то, что и ты.
— Почему ты не знаешь их? Не может быть, чтобы даже ээ не знали их.
— Ты хочешь, чтобы я узнал все?
— Да, я хочу.