Кадын

— Куда ты бежишь, сестричка? — смеялась Очи недобрым смехом. — Те, смотри-ка, какое брюхо! А где же твой добрый муж? Оставалась бы в стане, матушка, зачем ты здесь нужна добрым воинам? Даже за ляжку тебя не пощипать!

Она хохотала и издевалась грязно, по-мужски, гарцуя вокруг убитой страхом Ак-Дирьи. Мне же было не до шуток. Я видела труса перед собой, труса из Луноликой матери дев, и мне хотелось ей плюнуть в лицо, растоптать конем. Я достала нож и полоснула по ее круглому животу — из подложенной под юбку подушки вывернулась сухая трава. Ак-Дирьи завизжала истошно, будто ее и вправду зарезали.

— Вырядилась беременной! Тварь! Мерзавка! Блевотина люда! Думала укрыться от боя?! Вместо твоей жирной спины стрела нашла честного воина. Зачем ты осталась жива? Зачем не легла сама на свой меч?

Она завыла по-песьи и повалилась наземь, стала орать и кататься. Наши кони шарахались и не желали стоять рядом с ней.

Я хотела убить ее тут же, но Очи остановила:

— Пусть Камка судит.

Мы подняли ее с земли и плетками заставили идти вперед. Камке даже не пришлось ничего объяснять, она сразу все поняла. Ак-Дирьи застыла от взгляда Камки, вся жизнь, казалось, оборвалась в ней. А та закинула голову и стала спрашивать духов, после чего произнесла одно только слово, направив его, как удар, в грудь Ак-Дирьи. Это было ее тайное имя, и, услышав его, она завизжала, закричала, упала на землю, стала кататься в пыли, выть и царапать себе лицо — духи принялись пожирать ее, лишенную имени, открывшую доступ к сердцу.

— Казните ее как предателя, — сказала Камка и отвернулась.

Орущую, безумную девицу без имени отвели за стан и разорвали конями. Ее останки не отдали огню, ее не проводили в бело-синее.

Еще несколько дней мы с отцом жили у Зубцовых гор, завершая все, расставляя дозорные стойбища по границе со степью, деля полученное добро между людьми, одаряя героев, распоряжаясь ранеными. Все это время шатер Камки рядом с нашим шатром стоял, и часто с глазу на глаз они беседу вели: царь, вождь люда, и Кам, вождь духа. Когда же все стало ясно и доделано, так же вместе двинулись мы в царский стан, и в нашем доме не я, а Камка зажгла очаг от походной чаши-Табити. Она и Очи остались у нас тогда.

Наутро отец отправил вестников за главами родов, желая собрать их для совета, а после отпустил всех служанок, кроме мамушки, из дому, велел не пускать просителей, которых много съехалось в стан, ожидая отца, подозвал меня, и Очи, и Камку, и стал говорить так:

— Мое время подошло, и время того люда, который я привел в эти горы, кончается тоже. После этой войны люд не сможет быть прежним. Много лет назад мне сказали то духи, и вот все сбылось. Из всех моих детей бело-синий оставил мне лишь дочерей. Я повинуюсь его воле, я оставляю Ал-Аштару своей наследницей.

— Царь, зачем ты говоришь это сейчас, зачем прощаешься? — перебила я его. — Твои силы еще с тобой, твои люди ждут от тебя решений и благодарят за то, что ты остался жив после этого боя.

— Я остался, чтобы не было споров между наследниками. Силы мои ушли уже в бело-синее вместе с моими сынами. Пустой бочонок мертвым грузом лежит за домом, кому это надо, дочь?

— Скажи ей, царь, все, — сказала вдруг Камка. — Она не понимает.

Отец кивнул.

— Тебя последней, Ал-Аштара, послал мне бело-синий прежде, чем умерла твоя мать. Я не стал брать в дом новую женщину и решил уже не иметь больше детей. Но скоро после этого пришла она, — он указал рукою на Камку, с закрытыми глазами слушавшую его. — Она — настоящая мать всего нашего люда, потому что она дает имя и защиту, а другие женщины — только жизнь. И она сказала то, что ей стало известно от духов, что свершается сейчас перед нами: она сказала о великой силе, идущей со степи, о сильнейшем ветре, который унесет в бело-синее не только всех моих сынов, но и большую часть люда, а другую изменит так, что прежними им не быть.

— Эта сила только зреет в степи, — промолвила Камка. — Та битва, что случилась сегодня, лишь ненадолго ее остановит. Наступит день, и река, переполнившись, покинет свои берега, и тогда понесется на запад, сметая люд, неся перед собой осколки целых народов. Все перемешаются в этой реке, и, когда отступит вода, осядут новые люди на новых землях. Но это нескоро будет. Наших потомков в то время уже давно поглотит бело-синий.

— Ты видишь дальше, чем доступно уму, — сказал отец. — Мой же разум сейчас притупился.

— Продолжай, царь.

— Я не мог не верить ей и тогда так же, как сейчас. Она сказала, что моя дочь станет царем после меня, а ее дочь будет после нее камом и вождем духа. Она попросила у меня эту дочь, и я дал ей то, что она хотела. Нынче сбывается все, и вам наследовать нам.

Мы молчали с Очи. Слов не было в наших сердцах. После Камка поднялась и сказала: