Кадын

— Ты живешь на моей земле, и хоть другой крови, а должен меня слушать, как и темные слушают. Отвечай же, где вы проводите зиму?

— Мы живем в счастливом мире. И это твой люд пришел на землю древних, а не наоборот.

— Ты слуга Чу? — спросила тогда я и увидела, как их лица исказились, как все они содрогнулись, будто на них плеснули кипятку.

— Молчи! — взвизгнул лэмо мерзко.

— Почему? Я знаю их, я видела их.

— Никто не видел древних!

— Но я видела и говорила с ними.

— Живой не может говорить с ними!

— Значит, ты сам не живой, если из их мира вылез? — сказала я, и лэмо снова защелкали, засуетились и забегали.

Люди в процессии взволновано загудели:

— Царь, не держи нас! У нас долгий путь, — кричали они, но я уже была в гневе, голова моя уже наполнялась болью, и я чуяла, как перестаю управлять собой, словно поводья из рук теряю.

— Молчать! — крикнула я громко, и все примолкли. — Вы не пойдете никуда. Я знаю то, что казнить мне этих людей дает право. Я судить их при вас хочу. Кто эти люди? Почему вы верите им, а не мне, своему царю? Я хочу это знать!

И люди смолкли: все боялись меня, зная тяжелый и резкий нрав.

— Царь, ты сейчас обманываешь людей, — сказал лэмо. — Ты говоришь, что видела древних и говорила с ними. Но этого не бывает.

— Я не желаю вести разговор с тобой, я желаю, чтобы ты отвечал. Или ты хочешь посидеть в клети за моим домом? Тогда ты быстро расскажешь, откуда пришел и зачем тебе наше золото!

И я замахнулась плеткой, мои воины подъехали к лэмо и хотели взять его, но он вдруг заверещал так неистово и высоко, что кони вздыбились и отскочили, а у людей заложило уши.

Это привело меня в неистовый гнев. Меня трясло, границы миров стали прозрачными, и духи, окружавшие нас, стали видны мне ясно, как если бы я их всех звала. Я видела своего ээ и помощников всех моих людей, но, когда я перевела взгляд на лэмо, с ужасом не увидела ничего: ни духа, ни человека, была тьма, будто мертвое дерево лежало передо мной.

— Это не люди! — крикнула я тогда. — Смотрите, перед вами не люди, а твари из-под земли, которых вы сами кормите и которым отдаете своих любимых мертвых! Вместо крови у них — золото, которое вы им отдали, вместо сердец — ваша любовь к близким людям. Как вы не видите этого?! Пойдите сейчас на холм, где закопали мертвых несколько дней назад, раскопайте насыпь и посмотрите, что осталось там от того, что вы положили туда, от всего вашего богатства, что сохраняли и положили вы в дорогу покойнику. Они грабят вас! Они забирают у вас все — и ваше добро, и вашу любовь, тепло ваших сердец, и вашу свободную дорогу к Золотой реке и бело-синему они уже украли у вас! А вы верите этим собакам! Воины, схватите их! Они не сделают вам ничего, наши духи сильнее тех, что не имеют прибежища!

Лэмо завизжали и бросились врассыпную, как зайцы. Я сама стала бить их стрелами, а воины настигли того, кто говорил со мной, и связали. Остальных перебили. Люди были в смятении, они кричали, плакали, не понимали, что я творю, но боялись меня. Пойманный лэмо вдруг стал как зверь, он рычал, огрызался, от его вида мне стало совсем дурно, и сквозь гнев, муть, боль в голове я пыталась увидеть, так ли все, верно ли передо мною не человек. Но не видела ничего.

— Порвите его! — велела я воинам, и они отъехали вместе с ревущей тварью, а люди бросились ко мне, уговаривая его отпустить. Мне было противно.

Чуть не падая с коня от дурноты и видений, я отогнала людей.

— Ты ли это, люд Золотой реки? Ты ли, свободный, вольный и чтящий одно бело-синее небо над головой, что дает нам простор, дождь и ветер? — Люди замерли от моих слов, хотя я не кричала, а говорила почти тихо, силы покидали меня, я держалась за прядь в гриве коня, чтобы не упасть. — Я не верю тому, что вижу тебя. Я не верю, что ты мог так предаться страху. Эти гниды грабили вас все годы, но вам легче было платить им, чем оставаться прежними, ярыми воинами, не знавшими страха, как ваши предки.

— Я изгоняю лэмо! — крикнула я потом так громко, как хватило голоса. — Если явится кто-либо из них, с ним будет то же, что с этими. И если кто-то из наших людей посмеет укрыть лэмо, его ждет та же участь.

Я развернула коня и отправилась шагом. Эвмей догнал меня, сообщив, что все сделано. Я кивнула и, как могла, улыбнулась ему.

— Спасибо, друг. Поедем домой.

Весь последний год передо мной проходит, как кони на скачках: летят они мимо, стремительные, и глаз не хватает за всеми уследить. Рвано все, быстро и неизбежно, как будто летит под обрыв, летит, кувыркается в воздухе и падает — что? камень ли? живая ли светло-чалая лошадь, в солнцерога-оленя облаченная?