Каджар-ага[Избранные повести и рассказы]

Богатейший жизненный материал, почти не нуждающийся в домысле, приближает рассказы Каушутова к очеркам нравов. Социально обнажены характеры в рассказах «Возвращение Сахи» и «Женитьба Елли Одэ». В них невольно проступает назидательность, которая смягчается психологически точным рисунком характера («Возвращение Сахи») или иронической интонацией («Женитьба Елли Одэ»).

Оба рассказа не о прошлом Туркмении, как это было в повествованиях «Каджар-ага» и «Туркменские кони», а о настоящем, неразрывно связанном с прошлым. Спасаясь от революции, туркменские баи уводили скот в Афганистан и увлекали за собой темных батраков. В их число попал и доверчивый Сахи. Рассказ о том, как он вернулся в родной аул, как начал работать в колхозе, мог бы не состояться, если бы Ата Каушутов не сумел верно передать чувство вины, испытываемое Сахи, униженности хоть и невольного, но изменника родины. «Сахи не верилось, что он на родной земле, по которой он так тосковал… А вдруг все это только снится ему? Проснется он и окажется опять в этом страшном Афганистане…» И Сахи «с удвоенной силой начинал рыхлить землю кетменем». Через много лет Сахи, рассказывая о своей каторжной жизни в Афганистане, неизменно кончал словами: «Самое дорогое на свете — это родина. Хлеб и деньги хоть и тяжелым трудом, а все-таки везде добудешь. На худой конец их и украсть можно. А родину потеряешь — другую уж нигде не найдешь. Недаром говорили наши деды и прадеды: „Кто разлучился с любимой — плачет семь лет, а кто разлучился с родиной — плачет до самой смерти“.

В пронизанном иронией рассказе „Женитьба Елли Одэ“ есть два прекрасных женских образа, предвосхищающих характеры туркменок 60—70-х годов — образованных, самостоятельных, независимых. Ата Каушутов развенчивает мнимое превосходство хвастливого и своекорыстного председателя колхоза Елли Одэ и жадного, глупого „главы семейства“ Ханкули, отца красавицы Бахар. Времена изменились, а они всё мыслят по-старому. Конечно, жизнь сложнее, и Ата Каушутов решает тему несколько упрощенно. Но нельзя забывать, что он начинал освоение принципиально нового жизненного материала.

Наиболее совершенным из произведений, составивших эту книгу, является повесть „Последний старшина“. Это — реалистическое повествование о туркменской деревне в канун Великой Октябрьской революции. Писатель вводит нас в будни большого аула, посвящает в повседневные заботы дехкан, едва сводящих концы с концами, раздираемых родовыми распрями и честолюбием богачей. В центре повествования — семья аульного кузнеца Карлы, скромного трудолюбивого человека. Трудится он с сыновьями с рассвета дотемна и все не может выбраться из нищеты, выйти из кабалы у богатого „родственника“ Кулмана. Карлы боязлив и осторожен: остерегается лишнее сказать, чтобы беды не навлечь, и младшему своему сыну Мураду велит держать язык за зубами…

Повесть ценна еще и тем, что показывает характеры в развитии. Убедительно, психологически обоснованно изображается пробуждение самосознания, формирование протеста у Карлы и его односельчан в сценах у кузницы, куда после трудового дня собираются они поиграть в шахматы; в эпизоде бури, разорившей бедняцкие кибитки; в изображении выборов старшины, семейных обедов, визитов кузнеца к Кулману… Во всех житейских событиях, происходящих в ауле, Ата Каушутов воспроизводит действительность в существенных и точных реалиях. Неизбежно Карлы должен прийти к протесту. Закономерен приход к революционерам его сына Мурада — именно такие юноши были боевым ядром красноармейских отрядов.

В „Последнем старшине“ тонко выведен автором образ жены Карлы — Набат, кроткой, терпеливой, ласковой мечтательницы.

„Во все времена года, в любую погоду Набат ежедневно в сумерки после захода солнца раскрывала настежь обе створки стареньких дверей своей черной кибитки и говорила при этом:

— Пусть в нашу кибитку войдут богатство и счастье!

Потом, повернувшись лицом на восток, усердно молилась на коврике и после этого, приговаривая: „Ну, счастье, которое должно было войти к нам, уже вошло“, — закрывала дверь.

Она слепо выполняла древние обычаи дедов и прадедов. И если, утомленная дневными заботами, в суете и хлопотах она забывала это сделать, то всю ночь, бедняжка, ворочалась с боку на бок, вздыхала и терзалась: „Ну вот, я сама виновата. Сама преградила путь богатству и счастью…“

Ещё одно общезначимое для новописьменных советских литератур качество присуще рассказам Ата Каушутова. В них писатель сумел обуздать фольклорную стихию. Рассказывая о туркменских дехканах, он, естественно, не мог не принять во внимание образное мышление крестьян, круто замешанное на фольклоре. Но, будучи великолепным знатоком и ценителем устного народного творчества, Каушутов сумел отвести ему соразмерное место в реалистическом повествовании, сделав притчу, поговорку, пословицу, фольклорный образ средством характеристики.