Читаем Каджар-ага[Избранные повести и рассказы] полностью

Досадно мало, гораздо меньше, чем мог бы, сделал Ата Каушутов в родной литературе. Но и то, что он успел сделать, стало существенным вкладом в туркменскую прозу. С уверенностью можно сказать, что успех прозаиков Туркмении, выходящих сегодня к всесоюзному и зарубежному читателю, в известной мере обеспечен и его новаторским трудом.


Светлана АЛИЕВА

ПОВЕСТИ



Последний старшина

1

День был весенний и холодный. Со свистом дул порывистый ветер. Шумели, покачиваясь, голые деревья. На старых черных кибитках аула, как черные знамена, трепетали пропитанные сажей, пропахшие дымом ветхие, залатанные юзюки[2]. Вдали, на гребне Копет-Дага, теснились тяжелые косматые тучи.

Когда солнце, багровея, уже клонилось к горизонту, затянутому сиреневой дымкой, возле низкой, покосившейся кузницы, стоявшей в самом центре аула, как всегда, началось большое оживление. Со всех сторон к ней шли крестьяне, возвращавшиеся с поля: одни по делу — взять свои топоры, серпы, лопаты, которые они отдали кузнецу еще утром, чтобы он наточил их и приладил к ним легкие гладкие рукоятки, другие — просто так, досидеть в шумной компании, пошутить, посмеяться, узнать, какие новости в ауле, а то и серьезно побеседовать о том, что их взволновало в тот день.

Такой уж установился обычай, и он крепко вошел в жизнь аула.

Шахматисты расстилали на песке в затишье возле кузницы тряпку с вышитыми черными и белыми квадратами, предварительно смочив ее водой, чтоб она плотно лежала на земле.

Играть начинали обычно двое, но сейчас же вокруг образовывалось плотное кольцо людей, которые, согнувшись и упершись руками в колени, внимательно следили за игрой и вскоре делились на две враждебные партии. Одни держали сторону одного игрока, другие — другого, то и дело вмешивались в игру, волнуясь, подсказывали, куда и какой фигурой надо ходить, и одни крякали с досадой и покачивали головами, а другие злорадно смеялись, когда кто-нибудь из игроков делал необдуманный ход.

— А что, если ударить слоном? — почесывая переносицу, спрашивал игрок своих помощников.

— Да что ты!.. Пешку, пешку двигай! — кричали помощники.

— А ты коня, коня вперед!.. — волновалась партия противника, и разом десяток крепких мозолистых рук тянулись к коню на шахматной тряпке.

Увлеченные игрой, игроки уже не замечали, что делалось вокруг. Они нервно ворошили песок руками, потом терли лбы, щеки, теребили бороды, отчего их взволнованные лица покрывались песком и пылью, но и этого никто не замечал. И только когда ветер внезапно менял направление, грозил унести шахматную тряпку и раздувал полы халатов, шахматисты быстро перекочевывали на другую сторону кузницы и продолжали играть с прежним азартом.

А в кузнице тем временем сидели на полу более солидные пожилые крестьяне, курили чилим[3] и оживленно беседовали.

Нужно сказать, что эта кузница была когда-то хлевом, в котором ютились бараны. Стены ее были сделаны из простого плетня и наскоро обмазаны глиной. Потом, когда это хлипкое строение стало рассыпаться и валиться от времени набок, кузнец сломал одну стену и вместо нее возвел более капитальную из глины, через год сложил вторую такую же стену — противоположную первой. Сверху он перекинул между ними толстые жерди, покрыл их полынью, селином[4] и обмазал жидкой глиной. Через пять лет он возвел еще и третью стену, а четвертую, с дверным проемом, так и не удосужился заменить, — она так и осталась в первобытном своем состоянии.

Вместо двери, на которую кузнец так и не смог добыть досок, служил обломок изгороди — грубая решетка, сбитая из кольев.

Внутри кузницы потолок и все стены были покрыты, как черным бархатом, густой сажей. С потолка пушистой черной бахромой свисала паутина.

В одном углу валялась старая наковальня с разбитым носом — та самая, которую кузнец выпросил когда-то в долг у одного старика, когда начал кузнечить. В другом углу были свалены в кучу ржавые выщербленные серпы, лопаты, обломки топоров и всякий хлам. В третьем стоял рваный мешок с углем из кандыма[5]. Дыры мешка были заткнуты селином, давно уже засохшим и почерневшим от угольной пыли.

Возле горна, на полке, прибитой к стене, лежали клещи, щипцы, молотки, напильники и всякая мелочь, необходимая для работы кузнеца. На другой стене висела шашка в сильно потертых ножнах, а под ней на земле валялись два ржавых лемеха от плуга и груда железного лома, покрытого пылью и сажей.

И все-таки в этой тесной кузнице среди беспорядочно разбросанного хлама люди всегда находили себе место. Они садились прямо на пол и, не обращая внимания на то, что ветер, врываясь в отверстия, пробитые в стенах вместо окон, душил их дымной гарью от горна, сажей и пылью, курили чилим и оживленно беседовали на самые разнообразные темы.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Лира Орфея
Лира Орфея

Робертсон Дэвис — крупнейший канадский писатель, мастер сюжетных хитросплетений и загадок, один из лучших рассказчиков англоязычной литературы. Он попадал в шорт-лист Букера, под конец жизни чуть было не получил Нобелевскую премию, но, даже навеки оставшись в числе кандидатов, завоевал статус мирового классика. Его ставшая началом «канадского прорыва» в мировой литературе «Дептфордская трилогия» («Пятый персонаж», «Мантикора», «Мир чудес») уже хорошо известна российскому читателю, а теперь настал черед и «Корнишской трилогии». Открыли ее «Мятежные ангелы», продолжил роман «Что в костях заложено» (дошедший до букеровского короткого списка), а завершает «Лира Орфея».Под руководством Артура Корниша и его прекрасной жены Марии Магдалины Феотоки Фонд Корниша решается на небывало амбициозный проект: завершить неоконченную оперу Э. Т. А. Гофмана «Артур Британский, или Великодушный рогоносец». Великая сила искусства — или заложенных в самом сюжете архетипов — такова, что жизнь Марии, Артура и всех причастных к проекту начинает подражать событиям оперы. А из чистилища за всем этим наблюдает сам Гофман, в свое время написавший: «Лира Орфея открывает двери подземного мира», и наблюдает отнюдь не с праздным интересом…

Геннадий Николаевич Скобликов , Робертсон Дэвис

Проза / Классическая проза / Советская классическая проза
Утренний свет
Утренний свет

В книгу Надежды Чертовой входят три повести о женщинах, написанные ею в разные годы: «Третья Клавдия», «Утренний свет», «Саргассово море».Действие повести «Третья Клавдия» происходит в годы Отечественной войны. Хроменькая телеграфистка Клавдия совсем не хочет, чтобы ее жалели, а судьбу ее считали «горькой». Она любит, хочет быть любимой, хочет бороться с врагом вместе с человеком, которого любит. И она уходит в партизаны.Героиня повести «Утренний свет» Вера потеряла на войне сына. Маленькая дочка, связанные с ней заботы помогают Вере обрести душевное равновесие, восстановить жизненные силы.Трагична судьба работницы Катерины Лавровой, чью душу пытались уловить в свои сети «утешители» из баптистской общины. Борьбе за Катерину, за ее возвращение к жизни посвящена повесть «Саргассово море».

Надежда Васильевна Чертова

Проза / Советская классическая проза
Вдова
Вдова

В романе, принадлежащем перу тульской писательницы Н.Парыгиной, прослеживается жизненный путь Дарьи Костроминой, которая пришла из деревни на строительство одного из первых в стране заводов тяжелой индустрии. В грозные годы войны она вместе с другими женщинами по заданию Комитета обороны принимает участие в эвакуации оборудования в Сибирь, где в ту пору ковалось грозное оружие победы.Судьба Дарьи, труженицы матери, — судьба советских женщин, принявших на свои плечи по праву и долгу гражданства всю тяжесть труда военного тыла, а вместе с тем и заботы об осиротевших детях. Страницы романа — яркое повествование о суровом и славном поколении победителей. Роман «Вдова» удостоен поощрительной премии на Всесоюзном конкурсе ВЦСПС и Союза писателей СССР 1972—1974 гг. на лучшее произведение о современном советском рабочем классе. © Профиздат 1975

Виталий Витальевич Пашегоров , Ги де Мопассан , Ева Алатон , Наталья Парыгина , Тонино Гуэрра , Фиона Бартон

Проза / Советская классическая проза / Неотсортированное / Самиздат, сетевая литература / Современная проза / Пьесы