Читаем Каджар-ага[Избранные повести и рассказы] полностью

— О! — вдруг вся посветлела Тяджгуль. — Ну что ж, это хорошо. Он хороший человек!

— Хороший, — заворчал Ханкули. — А я из-за него чуть не сел за решетку вместе с этим негодяем Елли. Ведь это он и Бахар все подстроили.

— Как он?.. Как они?.. Ничего не понимаю! — заволновалась Тяджгуль.

— Очень просто. Поехали нынче утром в район и рассказали все про Елли прокурору, а заодно и расписались там в районе. Ну что ж теперь с этими казанами делать? Наварили без толку…

Ханкули уставился на казаны с жирным пловом и задумчиво почесал затылок.

— Хуже всего то, что своих двух баранов придется отдать в колхоз. Вот что сделал с нами этот негодяй Елли!

— Ну что ж, и отдай! — сказала Тяджгуль. — А что наварили — не пропадет. Даже и хорошо, что наварили. Ведь надо же справить свадьбу Бахар.

— Справить! — закричал Ханкули. — Я, что ль, буду справлять своими баранами? Жених должен справлять!

— О, да он отдаст! Он не поскупится. Он любит Бахар. Я-то уж знаю! Он и стадо баранов для нее не пожалеет!

— Ну?.. Разве он такой? — удивился Ханкули. — Тогда я сейчас отведу двух баранов в правление…

Он вошел в хлев, долго приглядывался к баранам, наконец выбрал двух самых тощих и, погнал за ворота.




Каджар-ага

Муж состарится — мир не состарится.

Туркменская пословица

1

Ветхая хижина Каджар-ага стояла на самом краю аула. Каджар-ага жил одиноко со своим четырехлетним внуком Мурадом. Да, такова была его судьба! Когда-то у него были жена, сын и невестка, но все они умерли.

Кто видел впервые этого сурового старика — небольшого роста, широколобого, с большими бычьими глазами, с густыми, хмуро нависшими бровями и густой седой бородой, а рядом с ним его маленького внука, тот не мог не подумать: "Да как же этот малыш не боится жить с таким человеком?"

Таким угрюмым и неприветливым казался на первый взгляд Каджар-ага.

А ребята почему-то любили и уважали его. Вечерами в скучное зимнее время они собирались со всего аула в ветхую хижину Каджар-ага, усаживались вокруг него, и Каджар-ага всегда был рад своим гостям. Когда темнело, он набивал свою ржавую железную печку верблюжьей колючкой, корнями кустарников, сухими виноградными ветками, разжигал огонь, и пламя с шумом и треском освещало трепетным светом лица ребят и самого Каджар-ага. В темной хижине становилось тепло и уютно.

Ребята шумно беседовали, спорили. Каджар-ага тоже вступал в разговоры и споры с таким азартом и с такою серьезностью, как будто его окружали не дети, а взрослые люди, обсуждавшие какое-то важное дело.

— Эх ты! Да я бы на твоем месте!.. — говорил он с жаром и при этом размахивал руками и таращил свои бычьи глаза. — Не мог поймать перепелку с перебитым крылом! А я вот раз дрофу поймал. Ей-богу!

И Каджар-ага потешно показывал, как он накинул на дрофу халат.

Среди гостей Каджар-ага были сметливые, умные ребята: Берды-Покген, Меле-Мекир, Баллы-Вара, Ата-Питик. И с ними он был особенно дружен.

Однажды зимним вечером ребята уселись вокруг печки Каджар-ага и, как всегда, сначала шумно говорили, спорили о чем-то. И Каджар-ага принимал во всем этом самое живое участие. А потом, уставясь на гудевшее пламя в печи, все замолчали, призадумались, и в старенькой хижине наступила тишина. Но недолго она длилась.

— Каджар-ага, — сказал Берды-Покген, — ты вчера не досказал нам про желтую пушку.

Берды-Покген кривил душой. Он отлично знал, что Каджар-ага прошлым вечером все рассказал про желтую пушку, но ему хотелось еще раз послушать героическую повесть о том, как когда-то на его родную страну, на Туркмению, напали войска иранского шаха Наср-Эддина, вооруженные пушками, и туркмены, у которых тогда не было пушек, все-таки разбили войска Наср-Эддина и отняли у них тридцать шесть пушек, отлитых из желтой меди.

— Это интересно! Расскажи, пожалуйста!

Но тут Меле-Мекир заморгал своими маленькими быстрыми глазками и запротестовал:

— Нет, не про пушку! Лучше про старого садовника, как он сады разводил в песках.

— Ну вот еще, про садовника! — закричал Ата-Питик, почесывая живот. — Он уж рассказывал!.. Лучше про другое.

— Да не все ли равно, про что? — сказал Баллы-Вара. — Расскажи что хочешь. Все равно интересно…

Каджар-ага, склонив голову, сидел неподвижно, как будто ничего не слышал. Потом поднял голову и сказал:

— У бога много дней. Они идут один за другим. Откуда же я вам возьму на каждый день все новые и новые рассказы?

— Да найдешь, Каджар-ага! — стал упрашивать его Берды-Покген. — А не найдешь, так сказку расскажи.

Каджар-ага помолчал немного и сказал:

— Нет, сын мой, сказку не стану рассказывать. Если есть что рассказать сегодня, зачем же откладывать на завтра?

И как будто готовясь к какому-то важному делу, он надел на свою огромную голову старую шапку. В этой старой вытертой шапке с вывороченными краями он стал еще страшнее. Он был похож теперь на дервиша-отшельника, живущего в пещере.

То, что он надел эту шапку, означало, что сегодня он в хорошем настроении и собирается рассказать что-то очень интересное.

2

Перейти на страницу:

Похожие книги

Лира Орфея
Лира Орфея

Робертсон Дэвис — крупнейший канадский писатель, мастер сюжетных хитросплетений и загадок, один из лучших рассказчиков англоязычной литературы. Он попадал в шорт-лист Букера, под конец жизни чуть было не получил Нобелевскую премию, но, даже навеки оставшись в числе кандидатов, завоевал статус мирового классика. Его ставшая началом «канадского прорыва» в мировой литературе «Дептфордская трилогия» («Пятый персонаж», «Мантикора», «Мир чудес») уже хорошо известна российскому читателю, а теперь настал черед и «Корнишской трилогии». Открыли ее «Мятежные ангелы», продолжил роман «Что в костях заложено» (дошедший до букеровского короткого списка), а завершает «Лира Орфея».Под руководством Артура Корниша и его прекрасной жены Марии Магдалины Феотоки Фонд Корниша решается на небывало амбициозный проект: завершить неоконченную оперу Э. Т. А. Гофмана «Артур Британский, или Великодушный рогоносец». Великая сила искусства — или заложенных в самом сюжете архетипов — такова, что жизнь Марии, Артура и всех причастных к проекту начинает подражать событиям оперы. А из чистилища за всем этим наблюдает сам Гофман, в свое время написавший: «Лира Орфея открывает двери подземного мира», и наблюдает отнюдь не с праздным интересом…

Геннадий Николаевич Скобликов , Робертсон Дэвис

Проза / Классическая проза / Советская классическая проза
Утренний свет
Утренний свет

В книгу Надежды Чертовой входят три повести о женщинах, написанные ею в разные годы: «Третья Клавдия», «Утренний свет», «Саргассово море».Действие повести «Третья Клавдия» происходит в годы Отечественной войны. Хроменькая телеграфистка Клавдия совсем не хочет, чтобы ее жалели, а судьбу ее считали «горькой». Она любит, хочет быть любимой, хочет бороться с врагом вместе с человеком, которого любит. И она уходит в партизаны.Героиня повести «Утренний свет» Вера потеряла на войне сына. Маленькая дочка, связанные с ней заботы помогают Вере обрести душевное равновесие, восстановить жизненные силы.Трагична судьба работницы Катерины Лавровой, чью душу пытались уловить в свои сети «утешители» из баптистской общины. Борьбе за Катерину, за ее возвращение к жизни посвящена повесть «Саргассово море».

Надежда Васильевна Чертова

Проза / Советская классическая проза
Тонкий профиль
Тонкий профиль

«Тонкий профиль» — повесть, родившаяся в результате многолетних наблюдений писателя за жизнью большого уральского завода. Герои книги — люди труда, славные представители наших трубопрокатчиков.Повесть остросюжетна. За конфликтом производственным стоит конфликт нравственный. Что правильнее — внести лишь небольшие изменения в технологию и за счет них добиться временных успехов или, преодолев трудности, реконструировать цехи и надолго выйти на рубеж передовых? Этот вопрос оказывается краеугольным для определения позиций героев повести. На нем проверяются их характеры, устремления, нравственные начала.Книга строго документальна в своей основе. Композиция повествования потребовала лишь некоторого хронологического смещения событий, а острые жизненные конфликты — замены нескольких фамилий на вымышленные.

Анатолий Михайлович Медников

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза