Кафедра

– Да, он собирался показать наброски к своей докторской диссертации какому-то академику, – говорит Юля.

– Вот именно! – восклицает Ткаченко. – А если кто-то очень не хотел, чтобы он это сделал? Подождите, не возражайте. Я сейчас напомню вам хронологию событий, имеющих отношение к этой загадочной диссертации. Алиса Афанасьевна передала мне некоторые записи с изложением ее бесед с вами. И кое-что я хотел бы уточнить. Евгения Максимовна, – поворачивается он к Калининой, – кажется, именно вы однажды сказали, что, вы бы не удивились, если бы Квасцов быстрее написал толковую докторскую диссертацию, чем Вадим Александрович? Было такое?

Женя кивает.

– Да, что-то такое я говорила.

– Хорошо, – удовлетворен он. – Теперь вспомним вот что – на протяжении нескольких месяцев вы, Вадим Александрович, безуспешно пытались добиться, чтобы диссертационный совет допустил вашу диссертацию к защите. Но им всё время не хватало в ней какой-то изюминки, свежей мысли. Правильно?

– Ничего подобного! – опровергает Кирсанов. – Это была обычная процедурная волокита. Если бы вы имели хоть какое-то представление о процессе защиты диссертации, вы бы поняли, о чём я говорю.

– Позвольте мне остаться при своем мнении, – усмехается Ткаченко. – Так вот – Квасцов придумал что-то свежее, оригинальное, что, по его мнению, вполне тянуло на докторскую. Он решает показать это что-то известному московскому академику. Но я уверен, что еще раньше он показывал свои бумаги человеку, гораздо более близкому, мнению которого он доверял. Я говорю о вас, Вадим Александрович!

Взгляд Вадима становится настороженным и злым.

– Вы, кажется, собираетесь меня в чем-то обвинить? Не советую! Да, у Никиты были кое-какие наброски – ничего серьезного. Мне он ничего значительного не показывал.

– А если всё-таки показывал? – возражает дядя Дима. – Думаю, вам он их показал раньше, чем кому бы то ни было. Вы убедили его, что всё это требует серьезной доработки, и посоветовали пока не выступать с его идеей публично. Но сами вы сразу поняли, что это – как раз то, чего так не хватает вашей диссертации! И не посчитали зазорным в Москве выдать эту идею за свою.

– Вы соображаете, что говорите? – Вадим не может усидеть на месте. – Я – известный ученый – присваиваю разработки вчерашнего аспиранта, которому я сам же совсем недавно помогал защитить кандидатскую диссертацию? Да это чушь, в которую никто никогда не поверит.

– Вы извините, Вадим Александрович, – мягко говорит дядя Дима, – но, увлекшись этой версией, я стал искать тот текст, который Квасцов собирался показать академику Арбатову. В его машине, кроме текста доклада, с которым он собирался выступить на конференции, никаких других бумаг не было, что показалось мне странным. Я обратился за помощью к его сестре – вечером накануне отъезда он как раз был у нее и именно у нее распечатывал текст, который собирался показать академику. Окончательный вариант документа он взял с собой, но предварительный вариант с многочисленными пометками на полях остался у нее, и она его нам предоставила. И хотя я несведущ в этом вопросе…

– Вот именно! – взвивается Вадим. – Вы недостаточно компетентны в этом вопросе, чтобы делать выводы об идентичности текстов.

– Вы совершенно правы! – на сей раз Ткаченко и не думает возражать. – Но за более авторитетным мнением мы можем обратиться непосредственно к академику Арбатову. Если вы, конечно, не возражаете.

– Возражаю! – Вадим комкает лежащий перед ним чистый лист. – Это абсурдно – беспокоить ученого с мировым именем по таким пустякам!

– Вы считаете это пустяком? – удивленно тянет дядя Дима.

– Даже если тексты похожи, то что это доказывает? – с вызовом спрашивает Кирсанов. – Только то, что мой молодой коллега ознакомился с моей диссертацией и на ее основе пытался слепить свою. Вот и всё.

– И был настолько безумен, что решил показать часть вашей диссертации от своего имени вашему же научному консультанту?

– Вы обвиняете меня в плагиате? – голос Вадима звучит хрипло и незнакомо.

– И не только. Я обвиняю вас в убийстве! – сурово произносит Ткаченко. – Только вы один были заинтересованы в том, чтобы Квасцов не встретился в Новгороде с академиком Арбатовым. У вас была возможность бросить таблетки в его чашку. Причём сделать это вы могли и не на глазах у всех – вы, в отличие от Квасцова, выходили из кабинета. Ну, а уж заменить потом его чашку на свою – дело техники.

– По-вашему, я – идиот? Как я мог не подумать о том, что след от лекарства будет обязательно обнаружен? Что начнется расследование?

– Это уже детали, – устало вздыхает Ткаченко. – Вы могли надеяться на то, что все решат, что таблетки принял сам Квасцов. Или припишут это таинственному Светлячку, о котором вы всем без устали рассказывали.

– Но если это я подсыпал ему таблетки, то зачем, объясните мне, я сам сел к нему в машину? – Вадим берет стакан с водой, но тот выскальзывает у него из рук, и вода разливается по столу, капает на пол.