Кафедра

– Понимаете, Дарья Дмитриевна, я почему-то уверен, что вы – не убийца. Вернее, так – вы вовсе не хотели его убивать. Может быть, вы даже не вполне понимали, что делаете. Может быть, вас кто-то попросил положить таблетки в его чашку. Поймите – от того, какие выводы мы сделаем в ходе предварительного расследования, будет зависеть, какое обвинение вам будет предъявлено. За умышленное убийство вы можете получить пятнадцать лет. За причинение смерти по неосторожности – всего два года. А может быть, лично вы вообще окажетесь ни при чем – если выяснится, что за всем этим стоит другой человек. Вы говорите, что девочки врут, потому что вас ненавидят. Так докажите им, что вы не виноваты! Докажите сейчас, потому что до суда другой возможности пообщаться с ними у вас не будет.

Она думает – напряженно, лихорадочно. Взгляд ее перескакивает с майора Ткаченко на Юлю, потом – на Настю. Она достаточно умна, чтобы понять, что это – тоже ловушка. Но даже умный человек способен растеряться в такой ситуации. Мне даже становится ее немного жаль.

Но жалость пропадает с первыми же ее словами.

– Он сказал, что Никита просто уснет за столом. Мы отвезем его домой, и он проспит до утра. Главное было, чтобы он не поехал в Новгород.

– Кто сказал? – нетерпеливо уточняет Ткаченко. – О ком вы говорите?

Она смотрит на него через завесу слез.

– Вадим.

Плечи Вадима опускаются, он закрывает лицо руками. Страшно, когда мужчина плачет.

– Продолжайте, Дарья Дмитриевна, мы вас слушаем, – подбадривает ее Дмитрий Сергеевич.

– О том, что он воспользовался идеей Квасцова в своей диссертации, он рассказал мне уже перед самой конференцией. Он узнал, что Никита Аркадьевич собирается туда ехать, и очень испугался. Я посоветовала ему сходить к ректору и попросить того не подписывать Квасцову командировку. Но он сказал, что уже издан приказ о командировке, и единственная возможность – это отговорить самого Квасцова. Но это у него тоже не получилось. И тогда я предложила напоить Никиту на дне рождения Прудниковой. Я подумала, что пьяным он не решится сесть за руль. Ни о каких таблетках тогда речь вовсе не шла.

– Когда же впервые он сказал вам о таблетках? – спрашивает Ткаченко.

– В тот самый день. Никита пил, много пил, но все равно собирался ехать. И тогда Вадим спросил, нет ли у меня с собой снотворного – я иногда принимаю таблетки перед сном. А когда я ответила, что есть, он сказал, что я должна незаметно опустить таблетку в чашку Никиты. А я еще спросила, можно ли снотворное смешивать с алкоголем. А он сказал, что можно, что в этом случае оно всего лишь подействует чуть быстрее. Я сделала всё так, как он просил. Я не хотела причинять Никите вреда. Я думала, он уснет прямо на кафедре, и всё.

– Но если ваш муж знал про снотворное, зачем же он поехал с Квасцовым?

Она качает головой.

– Не знаю. Может быть, к тому времени он уже плохо соображал. А может быть, надеялся, что Никита уснет, едва сядет в машину.

Вадим по-прежнему ни на кого не смотрит. Даже на Дашу. И не пытается опровергнуть эту чудовищную ложь.

– Я не собиралась позволять Никите садиться за руль. Я отговорила бы его от этого! Но мне снова позвонили из детского сада – Кирилл плохо себя чувствовал, и воспитательница беспокоилась. Я вышла из кабинета всего на несколько минут. А когда вернулась, увидела, что они уже уехали. Я пыталась до них дозвониться – вы можете проверить по распечатке звонков с моего телефона. Я даже взяла машину мужа и поехала в сторону Новгорода – не знаю, зачем. Возможно, чтобы убедиться, что у них хватило ума остановиться где-нибудь на обочине и не ехать дальше в таком состоянии. Я проехала километров пятьдесят, но машины Квасцова не увидела. А потом я вспомнила, что забыла заехать на автозаправочную станцию, и испугалась, что топливо вот-вот закончится. Было уже темно.

Возможно, в этом-то она как раз не лжет. Конечно, она поехала за ними. Не могла не поехать – там был Вадим, а значит, и его докторская, и его работа за границей.

Она всегда была решительна в достижении своих целей. А Кирсанов слишком часто шел у нее на поводу.

Я смотрю в его сторону – он сидит молча, всё так же опустив голову, давая возможность каждому из нас думать то, что нам хочется. И я знаю, что он не станет себя защищать, если ради этого придется поставить под угрозу свободу Даши. Интересно, хотя бы сейчас она сумеет это оценить?

Клуб бывших влюбленных

Мы с Варей пьем мартини напополам с грейпфрутовым соком, Женя предпочитает неразбавленный.

– Ну, что? – рука Калининой с бокалом взмывает вверх. – За нас, девочки! За тех, кто любил Кирсанова!

Я с опаской смотрю на Варю, но она держится молодцом – даже пытается улыбнуться.

Мы сидим у Калининой дома, и я рада, что она пригласила меня в гости – на душе скребут кошки, и я боюсь остаться одна.

Пьем мы много, а из закуски – только фрукты, – и даже у Вари развязывается язык.

– А Вадим…, – она спотыкается на имени, краснеет и добавляет: – Александрович арестован?

Она не злорадствует, она жалеет его!