Кафедра

– Чтобы заглушить свою совесть, вы слишком много выпили. Вы сели в машину почти в бессознательном состоянии. Вы ничего не соображали. Досадная оплошность с вашей стороны.

Я сердита на Вадима из-за Жени, да и не только из-за нее, но сейчас мне хочется броситься к нему, схватить его за руку и сказать, что я на его стороне. Он не мог поступить так с Никитой – я знаю это. И украсть его диссертацию он тоже не мог!

Я вспоминаю больничную палату, в которой Вадим недавно лежал, и его бледное, сливающееся с подушкой лицо. И испуганный взгляд. Нет, так сыграть он не смог бы. Он боялся. Он панически боялся того, кто убил Никиту.

– Это не он, дядя Дима! – то ли кричу, то ли плачу я. – Ну, честное слово!

Я понимаю, что это не убедительно, и судорожно пытаюсь вспомнить хоть что-то полезное. Да, Квасцов говорил мне, что у него появилась гениальная мысль, которой он собирался поделиться с кем-нибудь из наших ученых. Да, он мог рассказать об этом Вадиму.

Так, стоп! А когда Вадим рассказал мне о том, что диссертационный совет одобрил его докторскую? До или после моего разговора с Никитой? После! Нет, не может быть! Или всё-таки может?

Вадим ужасно нервничал, когда узнал, что Квасцов тоже едет в Новгород. Почему? И почему он напился в тот день, когда они должны были ехать?

– Факт плагиата мы сумеем доказать, уж вы мне поверьте, – доносится до меня голос Ткаченко. – Сестра Никиты говорит, что он показывал свои наброски не только вам. Он советовался с кем-то еще из коллег – причем еще в прошлом учебном году.

– Он показывал их мне! – подает голос Юля Кондратюк. – Несколько месяцев назад. Он просил, чтобы я проверила обоснованность некоторых формул, которые он предлагал. У меня даже остался тот документ в электронном виде.

– Ну, вот и славно, – потирает руки дядя Дима.

Вадим молчит. Сидит, уставившись в одну точку на стене, и молчит.

– Неужели вы не понимаете, Вадим Александрович, что чем дольше вы упорствуете, тем больше шума поднимется вокруг этой истории? Мы докажем, что вы присвоили идею Квасцова. Возможно, для этого нам придется привлечь известных ученых – из вашего университета или из вашего диссертационного совета. Они подтвердят идентичность мыслей в вашей работе и в бумагах Квасцова. Думаю, официальный запрос академику Арбатову мы сможем отправить уже сегодня. А еще изымем ваш компьютер, и станет ясно, что блестящая идея появилась у вас только после того, как ею поделился с вами Квасцов. А еще, возможно, мы найдем у вас упаковку из-под таблеток, которыми вы его напичкали.

У Вадима трясутся руки.

– Вы не смеете так говорить! Никакая диссертация не стоит того, чтобы ради нее убивать человека! Да, я признаю – Никита показывал мне черновой вариант одной из глав своей диссертации. Да, мне показалась интересной одна его идея. Но он сам тогда не понимал, что с этой идеей нужно было делать! Он собирался пойти совсем не в ту сторону! Да, его работа дала определенный толчок моим мыслям. Но если вы думаете, что я просто нагло взял кусок из его диссертации и добавил его в свою, то это неправда! Я преобразовал его идею так, как он сам никогда бы не додумался сделать.

Светлана смотрит на него с ужасом. И не только она.

– И всё-таки, согласитесь, не в ваших интересах было, чтобы его работу прочитал академик Арбатов?

– Да! Это я тоже признаю! Для меня было шоком узнать, что Никита едет на конференцию ради встречи с моим научным консультантом. Если бы он показал свои наброски кому-нибудь другому, это было бы не так важно! Но Арбатову! Юрий Леонидович – невероятно щепетильный человек. Я никогда не смог бы убедить его, что некоторое сходство не имеет никакого значения, что мои предложения гораздо более продуманные и обоснованные, чем его. Поэтому я и напился в тот день. Сначала я решил, что не поеду в Новгород вовсе – чтобы не присутствовать при их встрече. Но потом подумал, что лучше попытаться объяснить всё Арбатову самому. Но ничего ни о каких таблетках я не знаю! Не знаю, понимаете вы? Не знаю!

Он не смог бы подсыпать таблетки Квасцову – вот, что я вспоминаю! Делать это прямо на кафедре было бы безумием, а из кабинета Кирсанов выходил лишь однажды, да и то вместе со мной.

– Думаю, вы сами понимаете, Вадим Александрович, что только у вас были причины желать, чтобы Квасцов не попал на конференцию. Только у вас.

И тут меня озаряет. Не знаю, как мне в голову приходит эта мысль, но поскольку она может хоть как-то помочь Вадиму, я выпаливаю:

– Нет, не только у него! Это было выгодно еще одному человеку – Дарье Дмитриевне!

Все смотрят только на меня. И смотрят с разными чувствами – с удивлением, недоверием, одобрением. А Вадим – почти с ненавистью.

– Не впутывай мою жену в эту историю! Слышишь?

А Дарья и сама бросается в атаку:

– Я ничего не знала ни о какой диссертации!