Кафедра

– Да, он сказал ей, что денег пока не нашел, и посоветовал поискать других поручителей. А сам пошел на склад и полез на полку, чтобы поставить коробку. А она решила подстегнуть его и спросила, а сколько денег, по его мнению, согласится заплатить его будущий тесть за такую щекотливую информацию? Она стояла внизу, как раз под аппаратом для разрезания бумаги, а Квасцов находился в таком отчаянном положении, что мысль, что он может разом избавиться от этой проблемы, не показалась ему ужасной. И он сбросил на нее аппарат.

Я закрываю глаза. Кто-то из девочек плачет – наверно, Таня.

Значит, брошенный ребенок всё-таки был, только Альбина нарочно немного исказила данные, когда рассказывала о нём коллеге.

– Откуда вы это знаете? – строго спрашивает Светлана. – Если свидетелей не было, то всё это не более, чем домыслы.

– Нет, не домыслы, – жестко возражает Ткаченко. – Пару месяцев назад Альбина Скуратова пришла в себя. Правда, всё это время она утверждала, что не помнит ничего из того, что произошло на складе. Врачи говорили, такое возможно. Но я уверен, она лгала. Потому что едва она узнала о гибели Никиты, как вспомнила всё и сразу. Впрочем, речь сейчас не об этом. Совершив преступление, Квасцов пришел в такой ужас, что тут же убежал из университета – он был уверен, что Скуратова мертва, и решил, что самым правильным в данной ситуации будет хранить молчание. Не знаю, обрадовался ли он, когда выяснилось, что она жива. Думаю, пока шло расследование, он сходил с ума и с облегчением вздохнул, когда было решено, что это – несчастный случай. Но он понимал – как только Скуратова придет в себя и вспомнит всё, ему придется от нее откупаться. И поручительства по кредиту тут будет недостаточно – она могла потребовать, чтобы в обмен на ее молчание, он купил ей квартиру. Теперь речь шла уже не просто о недостойном поведении, а о преступлении. Думаю, она позвонила ему сразу же после выписки из больницы и потребовала компенсацию за молчание. Он собирался продать машину, но понимал, что этого будет мало. И тут вдруг его просят съездить в аэропорт, чтобы забрать очень ценную картину. О возможной стоимости картины он знал – насколько я понял, незадолго до этого у вас дома, Вадим Александрович, называлась цена другой картины того же художника – шестьдесят тысяч долларов.

– Сколько? – ахает Степанцова.

Ткаченко словно не слышит вопроса.

– Конечно, Квасцов понимал, что другая картина может стоить гораздо меньше, к тому же продавать ее пришлось бы нелегально, но всё равно речь шла о двадцати, а то и о тридцати тысячах долларов, которых ему так недоставало. А организовать кражу картины было для него не так трудно – пару лет назад они с другом детства ездили в лес за грибами и рядом с железнодорожным полотном нашли паспорт. Сначала они хотели вернуть его хозяину, но побоялись, что их могут обвинить в том, что они сами же его и украли. И паспорт остался у друга Квасцова, лицо которого оказалось немного похоже на лицо человека на фотографии. Квасцов сочинил историю о том, что хочет подшутить над приятелем и заполучить картину, которую тот купил для своей жены. Всё это я знаю со слов того самого друга – человека отзывчивого, но не особо сообразительного. Ему достаточно было того, что Никита попросил его о помощи, и он охотно согласился поучаствовать в розыгрыше. Он приехал в аэропорт, получил картину и передал ее Квасцову, а тот отвез ее сестре, сказав, что это – его свадебный подарок невесте. Он был уверен, что вы не станете заявлять в полицию.

– Это не может быть правдой, – плечи Вадима опущены, и он мало похож на себя самого получасовой давности.

Но, кажется, он чувствует, что это – правда.

– Картина сейчас у нас, в полиции, и вы можете получить ее после выполнения некоторых формальностей. К нам ее принесла сестра Квасцова. Она пришла в полицию только после убийства брата. Может быть, и вовсе бы не пришла, если бы не узнала, сколько может стоить картина Пчелина. Она поняла, что брат не мог ее купить – тем более, что любителем живописи он никогда не был, – догадалась, что картина – краденная, и испугалась, что брата могли убить именно из-за этой картины. Так что вынужден признать, большой заслуги полиции в раскрытии этого преступления нет.

– Ужасная история! – передергивает плечиками Даша. – Мы столько лет общались с ним и даже не понимали, что он собой представляет. Бедная Надя! Она знает об этом?

– Да, я счел нужным всё ей рассказать, – кивает дядя Дима. – Ей совсем ни к чему идеализировать своего погибшего жениха.

– Подождите! – стучит по столу Настя. – Но что же произошло с самим Квасцовым? Этого-то вы нам так и не рассказали!

И снова в кабинете – тишина. И снова возвращаются подозрительность и страх.

– Может быть, его мучила совесть, и он каждый день вынужден был принимать таблетки, чтобы хоть немного поспать? – подбрасывает версию Варя. – А в тот день принял их по ошибке?

– Нет, – качает головой Ткаченко, – не думаю. Никакого снотворного в квартире Квасцова не обнаружено. Как и в его машине. И сестра говорит, что таблеток он никогда не принимал.