– Он сказал, их отношения были ошибкой. Он эту ошибку осознал и хочет о ней забыть. Мимолетное увлечение, не больше. У мужчин так бывает – принимают за любовь обычное влечение. Правда?
Она на что-то намекает? Или мне кажется?
Поднявшийся на этаж лифт дает возможность не отвечать. Я молча машу ей рукой. Она машет в ответ. Ненавижу ее!
Мы вспоминаем
Ночные визиты становятся для Кирсанова нормой. И когда в половине первого ночи раздается звонок в дверь, я совсем не удивляюсь, обнаружив его на пороге. Только на сей раз он приезжает не один, а вместе с Давыдовым. В руках у Вадима – непочатая бутылка красного вина.
– Вы что, с ума сошли? – шиплю я. – У меня тут не ночной клуб! Вы хоть понимаете, что могут подумать соседи? А Андрей?
– Андрей? – удивленно переспрашивает Кирсанов. – А при чём тут Андрей? Ну, извини, пожалуйста! Я понимаю – мы должны были позвонить. Но на душе так паршиво.
Он и выглядит соответственно. За те несколько дней, что прошли после его расставания с Варей, он стал не похож на самого себя. И до сегодняшней ночи он отказывался обсуждать со мной эту тему. Только сухо сообщил, что у них с Задориной всё кончено, и он предпочел бы, чтобы я приняла это как факт – без упреков и сожалений.
Он проходит в комнату и располагается в кресле у журнального столика, на который и водружает бутылку «Мерло». Сашка топает следом.
– Эх, ребята, – блуждает по губам Вадима легкий намек на улыбку, – помните, как было хорошо, когда мы с вами по рекам на плотах сплавлялись? Солнце, лес, река, палатка и железная печка, на которой мы варили пшенную кашу. В жизни ничего вкуснее не ел.
Сашка тоже вспоминает, хохочет.
– А помнишь, как Степка уснул во время ночного дежурства, и мы наскочили на мель?
– И плот тогда так тряхануло, что уха из котелка вылилась. А у нас, кроме нее, ничего съестного не было, и мы целый день, пока до магазина не добрались, сидели голодными.
Милые мои мальчики! Как же давно всё это было. И где теперь та беззаботная веселость, которой светились их обветренные лица?
Похоже, Вадим думает о том же, потому что мрачнеет и начинает разливать вино по бокалам.
– Ладно, давайте выпьем. Эх, жалко Дашки рядом нет. А то вы бы крикнули нам «Горько», а мы бы поцеловались – как в старые добрые времена. Да, вот так – мы с ней решили начать всё сначала.
Сашка неодобрительно хмурится, и Вадим начинает петушиться.
– Думаешь, я не прав? Молчишь? И правильно делаешь, что молчишь. Мне сейчас ничьи советы не нужны.
Как будто бы они были нужны ему раньше.
Почти не разговаривая, мы выпиваем всю бутылку.
– Совсем не хочется спать, – говорит Сашка. – Может быть, прокатимся по городу?
Как ни странно, это предложение не вызывает возражений ни у Вадима, ни даже у меня. Мы одеваемся, выходим из дома, садимся в машину. Хорошо, что Давыдов так и не притронулся к вину.
Машина медленно едет по Невскому.
– Как там история со взяткой? – интересуется Давыдов.
Кирсанов усмехается:
– Хорошую ты нашел тему! Ну, вроде бы, всё устаканилось. Девочки – молодцы. С пеной у рта доказывали, что никаких взяток не давали. Проректору по учебной работе, который специально ездил в Нарьян-Мар, чтобы с ними пообщаться, они рассказали, как сдавали мне тот экзамен – кому какой билет попался, и какие дополнительные вопросы я задавал. Словом, они его убедили. Ректор говорит, эта история не вышла за порог его кабинета, но в этом я сомневаюсь – по университету ходят какие-то слухи. Но это не так важно. Главное, что анонимка не подтвердилась.
– Даша – умница, – кажется, на полном серьезе восхищается Сашка. – Просто декабристка какая-то! Если бы не она…
– Думаешь, я сам не понимаю? Я даже не думал, что она будет за меня бороться.
Я зажимаю себе рот рукой – чтобы не сказать чего-нибудь такого, что не будет сочетаться с их дифирамбами. Конечно, Даша за него боролась. А что еще ей оставалось делать? Ей представилась возможность стать женой доктора наук и осесть в Берлине. Разве не к этому она всегда стремилась?
Они продолжают с умилением говорить об ее активных действиях. Я молчу. Всё-таки странный народ эти мужчины.
Варя
Придя на работу на следующий день, я застаю на кафедре только Нику Сташевскую.
Я здороваюсь и сажусь за свой стол.
– Мне нужно поговорить с вами, Алиса!
Мы не общались с ней с того самого разговора в машине Давыдова. Она игнорировала меня полностью – мы даже не всегда здоровались. И прежде она всегда называла меня по имени-отчеству.
– Сегодня на кафедре очень неприятная история произошла. Даже не знаю, как об этом рассказать, – она замолкает, собирается с мыслями и делает глубокий вдох. – Словом, до сегодняшнего дня я считала Кирсанова порядочным человеком. Нет, он, конечно, не идеал, у него есть свои слабости, он, как и все, совершает ошибки, но всё же мне казалось, что он сознательно не может причинить боль другому человеку.
Она узнала о взятке? Нет, не похоже.
– Алиса, скажите честно – вы знали, что Вадим Александрович и Варя … Ай, да я не знаю, как сказать!
Она бросается к окну и, несмотря на мороз, открывает форточку.