Кафка. Жизнь после смерти. Судьба наследия великого писателя

Два года спустя, в 1899 году, Кафка внимательно следил за делом Леопольда Хилснера, молодого еврея из городка в Богемии, обвинённого в ритуальном убийстве чешской девушки-католички. Он читал рассказ очевидца о погроме 1906 года, написанный его другом Абрамом Грюнбергом. Он видел в пражском сионистском еженедельнике Selbstwehr сообщения о кровавом навете на Бейлиса в Киеве (1911–1913) и, как свидетельствует Брод, написал короткий рассказ об этом печально известном деле (рассказ по просьбе Кафки сожгла его последняя любовница Дора Диамант)¹⁸. Он был потрясён драмой Арнольда Цвейга «Ритуальное убийство в Венгрии» (Ritualmord in Ungarn), написанной в 1914 году, в которой автор излагал историю кровавого навета, известного как Тисаэсларское дело. «В одном месте я даже вынужден был прервать чтение, сел на кушетку и расплакался, – писал Кафка Фелиции. – Я уже много лет не плакал»¹⁹.

В 1922 году Кафка наблюдал, как студенты Немецкого университета в Праге начали беспорядки, отказываясь получать дипломы из рук ректора университета, еврея. В том же году Кафка был вынужден ответить на длинную антисемитскую статью Ганса Блюхера Secessio Judaica, в которой тот осуждал «еврейскую мимикрию» и рекомендовал «отделять» евреев от немцев²⁰. Кафка видел всю эту бешеную ненависть без всяких иллюзий. Так, например, когда в 1922 году был убит министр иностранных дел Германии Вальтер Ратенау, еврей, то Кафка заметил, что «непонятно, как это они вообще позволили ему прожить так долго».

Кафка, который обладал сильной восприимчивостью к закипавшему антисемитизму, продолжал обсуждать с Бергманом и Бродом вопрос о шатком статусе евреев в Европе. Так, в 1920 году он внимательно прочитал исследование Брода «Социализм в сионизме». Правда, в отличие от двух своих друзей, Кафка, отвечая на этот вопрос, не обращался к идеологии сионизма. «Весь день я провёл на улицах, купавшихся в антисемитизме, – пишет 30-летний Кафка в апреле 1920 года, во время погромов в Праге. – Prasiv'e plemeno – паршивое племя – так при мне называли евреев. Не правда ли, было бы естественно покинуть место, в котором тебя так яростно ненавидят?.. Героизм, который требуется для того, чтобы остаться несмотря ни на что, – героизм таракана, которого тоже ничем не выжить из ванной»²¹.

Кафка отмечает «тёмную сложность иудаизма, в котором скрыто так много непроницаемых тайн».

В открытке, отправленной в сентябре 1916 года своей невесте Фелиции, Кафка отмечает «тёмную сложность иудаизма, в котором скрыто так много непроницаемых тайн». Чтобы начать понимать эти тайны и разбираться в грамматике языка, на котором они были выражены, Кафка в 1917 году начал серьёзно изучать иврит. В этом он следовал совету Хуго Бергмана: «Если вы хотите узнать еврейский народ, – подчеркивал Бергман, – если вы хотите участвовать в обсуждении вопросов, которые определяют его судьбу, тогда сначала научитесь понимать его язык!»

В изучении иврита Кафке помогали популярный тогда учебник Мозеса Рата²² и уроки разговорного языка, которые давали ему друзья – Фридрих Тибергер (1888–1938) и Георг (Иржи) Мордехай Лангер (1894–1943)²³. Лангер, гомосексуал, который познакомился с Кафкой в 1913 году через их общего друга Макса Брода, в возрасте девятнадцати лет ушёл из семьи, принадлежащей к среднему классу, и стал последователем хасидского ребе. Лангер был автором книги «Эротика Каббалы» (Die Erotik der Kabbala, 1923), которую редактировал (и написал на неё хвалебную рецензию) Макс Брод. В 1929 году Лангер написал на иврите элегию по Кафке. В 1941 году за два года до своей безвременной кончины, Лангер, который к тому времени жил в Тель-Авиве недалеко от Брода, так вспоминал радость своего ученика, когда тот говорил на иврите: