Каган русов

Весть о страшном разгроме флота князя Ингера в Босфорском проливе пришла в стольный град раньше, чем весть о взятии воеводой Асмолдом Матархи. Киев тревожно загудел, но меры, принятые воеводой Свенельдом, быстро погасили вспыхнувшие было страсти. Вид мечников, закованных в броню, отрезвляюще подействовал на горлопанов, и протестующие крики быстро смолкли. Патрикий Аристарх, приложивший к этому поражению руку, теперь со страхом и надеждой посматривал на Днепр, который вот-вот должен был выплеснуть на берег остатки огромного флота, собранного князем Ингером для великих дел. Беспокоило Аристарха только одно – уцелел ли сам Ингер в страшной бойне, устроенной ему ромеями. И если уцелел, то кого он назначит в виновники самого оглушительного в своей жизни поражения. Ингер ведь далеко не дурак и наверняка уже сообразил, что его в Босфоре ждали. А ведь поход на Византию готовился втайне и лишь самые ближние к князю люди знали, что сам он в Тмутаракань не пойдет, и что его путь лежит совсем в другую сторону. И среди этих немногих посвященных был и патрикий Аристарх. Человек, имеющий обширные связи, как в Итиле, так и в Константинополе. Аристарха так и подмывало, убраться из Киева куда подальше и переждать там грядущую бурю, но он пересилил себя. Во-первых, пока сохранялась надежда, что Ингер погиб в походе, а во-вторых, бегство стало бы доказательством вины патрикия. И в этом случае, мстительный Ингер, если он конечно жив, из под земли достанет вилявого ближника и предаст его лютой смерти. Нет, надо ждать и надеяться, что Бог не оставит своего преданного печальника без защиты и позволит завершить трудную миссию, которую патрикий взвалил на свои хрупкие плечи.

И Аристарх дождался… Князь Ингер уцелел не только в Босфорском проливе, но и на обратном пути, когда его ладьи, перегруженные добычей, были во второй раз атакованы хеландиями адмирала Феофила Синкела. Вместе с великим князем в Киев вернулось не более трех тысяч мечников. Все остальные, почти двенадцать тысяч человек, либо сгорели заживо, либо утонули в Черном море. Князь Ингер почернел от горя. Впрочем, не исключено, что он просто загорел под ярким южным солнцем. Киев зашелся в слезах, оплакивая сгинувших родовичей, а лицо князя даже не дрогнуло, когда он объявлял своим ближникам о понесенных потерях. И здесь же в княжьем тереме впервые прозвучали слова о мести. Судя по всему, поражение не сломило князя, и он жаждал рассчитаться с ромеями за пережитый позор. Вот только силенок у Ингера было маловато, как не без злорадства отметил Аристарх. Патрикий даже посоветовал великому князю, отозвать дружину воеводы Асмолда из Тмутаракани, дабы не вводить в соблазн многочисленных врагов Руси. Но Ингер бросил на непрошенного советчика такой зверский взгляд, что у Аристарха язык прирос к небу.

- Ромеев о моем походе предупредили болгары, - сказал Ингер, быстро овладевший собой. – Об этом мне рассказали взятые в полон «бессмертные».

Все, конечно, могло быть. Болгарский царь Петр сын Симеона Великого был человеком слабым и услужливым. А потому, узнав от лазутчиков о флоте русов, он вполне мог послать гонца в Константинополь. В любом случае, эта уверенность Ингера в виновности болгар играла на руку патрикию. И теперь Аристарх в присутствии великого князя мог осуждающе качать головой и удивляться глупости царя Петра, который вместо того, чтобы воспользоваться походом Ингера в своих интересах, стал помогать исконным врагам болгар ромеям. Трудно сказать, поверил ли Ингер в искренность слов Аристарха, но, во всяком случае, о вине патрикия в провале похода даже помину не было. Конечно, предполагаемое коварство болгар могло испортить отношения князя Ингера с женой Ольгой, но поскольку эти отношения были испорчены уже давно, то и печалится по этому поводу не приходилось.

- Мне нужны наемники, боярин Аристарх, - твердо сказал Ингер. – Не менее десяти тысяч. Лучше если это будут варяги или полабские славяне. Война там закончилась и наверняка ты найдешь немало охотников послужить великому князю Киевскому.