Кайзер Вильгельм и его время. Последний германский император – символ поражения в Первой мировой войне

Атмосфера в имперской Германии в предвоенные годы не могла быть приятной. Страной управляло избранное меньшинство, сила которого понижалась, а мировоззрение становилось все более неприемлемым для широкой публики. Все больше людей жаждали перемен. Правящая элита понимала, что перемены неизбежны, но намеревалась сопротивляться им как можно дольше. На каждой стороне сохранялась напряженность и неодобрение. И все же оппозиция уклонялась от решительных действий. Цементировала немецкое общество преданность делу национального величия Германии. Это был продукт рвения, с которым в девятнадцатом веке интеллектуальные лидеры проповедовали национальное евангелие. Германские народы могли не одобрять свое правительство, но они были преданы своей стране. Увидев Германию в окружении врагов, они не захотели последовать примеру французов в деле Дрейфуса и дать международной свободе приоритет над национальными интересами. Самый предосудительный аспект консервативного отношения заключался в том, что эти люди злоупотребили патриотизмом и вместо того, чтобы компенсировать преданность доверием, использовали его для своих частных целей. Но историк не может не задаться вопросом: оправдано ли жертвование либеральных ценностей национальным, даже если речь идет о германской нации. Оппозиция не смогла бросить эффективный вызов притворству, показухе, возвеличиванию силы, неуважению прав человека, бесчувственности к реакции других народов. Именно эти качества в конечном счете привели Германию к краху, положив начало переоценке сил Германии, пренебрежению влиянием, которое может оказать общественное мнение, ложными ожиданиями того, как будут вести себя другие народы. Несовпадение желаний с возможностями было, как уже говорилось, естественным результатом существовавшей культуры. Культура являлась конечным продуктом действий и взглядов бесчисленного числа немцев, живших в предшествующие века. Это и есть причина, по которой никто не может избежать ответственности за то, что происходит с ним. Но самый тяжелый груз ответственности лежит на интеллектуалах, которые все разом позабыли учение Гёте, что настоящее испытание величия – возможность сохранять чувство пропорциональности.

Результаты многочисленных ошибок стали еще очевиднее после войны, чем во время нее.

Осенью 1912 года появились явные признаки надвигающейся беды на Балканах. В нее могли втянуться Австро-Венгрия или Россия. Сильная группа в Австрии, как обычно, настаивала на том, чтобы свести наконец счеты с Сербией.

Кидерлен хорошо помнил первые дни австро-германского альянса. До самой своей смерти на Рождество он требовал, чтобы Бетман внушил австрийцам одну простую истину. Германия взяла на себя обязательство помочь Австрии только в случае прямого нападения русских; если же Австрия вдруг решит начать собственные балканские авантюры, Германия останется в стороне. Такое отношение не принимало во внимание мнение Австрии, что так называемые балканские авантюры на самом деле шаги, без которых империи Габсбургов не выжить. Более того, как дал понять сам Кидерлен в рейхстаге, способ начала военных действий между Австрией и Россией не связан с неспособностью Германии оставаться в стороне, когда ее единственную союзницу бьют. Все равно подход Кидерлена был надежен, и он предложил Антанте, чтобы великие державы предприняли совместные действия, чтобы локализовать любую проблему. Кайзер – по совершенно другой причине – симпатизировал этому взгляду.