Кайзер Вильгельм и его время. Последний германский император – символ поражения в Первой мировой войне

Среди многочисленных сгущающихся туч был один положительный момент. В июне 1913 года единственная и любимая дочь кайзера вышла замуж за сына герцога Камберлендского, которого Вильгельм сделал герцогом Брауншвейгским. Этот союз зарыл последний топор войны, выкованный приобретением Пруссией Ганновера в 1866 году. После того как молодые люди случайно встретились и полюбили друг друга, потребовались очень длительные семейные переговоры, прежде чем они были официально обручены. Успехом этих переговоров молодая чета по большей части обязана Максу Баденскому. Весь цвет европейского общества съехался в Берлин на свадьбу. Включая царя и короля Георга, которые встретились с Вильгельмом и друг с другом в последний раз.

В воскресенье 28 июня 1914 года Вильгельм участвовал в гонках в Киле на яхте «Метеор». Там он получил телеграмму об убийстве в Сараево. Глава морской канцелярии Мюллер вышел в море на катере и перехватил «Метеор», идущий северным курсом. Кайзер стоял с гостями на корме и с тревогой следил за приближающимся катером. Адмирал крикнул, что у него плохие новости и он перебросит послание на яхту. Но Вильгельм настоял, чтобы ему немедленно сообщили информацию устно. Он принял новость спокойно, только спросил, прервать ли гонку.

Все уже давно забыли, как Франц Фердинанд в свое время оскорбился из-за своеобразного чувства юмора кайзера. Симпатия, проявленная Вильгельмом к морганатическому браку эрцгерцога, возможно, отчасти являлась расчетливой, но все равно говорила в его пользу. Только месяцем раньше Франц Фердинанд показывал Вильгельму розовые сады в своем богемском замке и они вместе обсуждали насущные проблемы. Австриец сомневался в войне с Сербией и возможности найти способ удовлетворить амбиции южных славян, не повредив габсбургской монархии. Короче говоря, новость была и личным шоком для Вильгельма, и публичным оскорблением монархии – ведь она нарушила регату.

Первым побуждением кайзера было отправиться на похороны. Но германский консул в Сараеве доложил о существовании там заговора с целью его убийства, если он появится, и Бетман убедил его остаться в Берлине. Поэтому он не принимал участия в мелочной мести австрийского двора паре, отвергшей его чопорные условности. Скрытность и поспешность, с которой их тела были преданы земле, вызывает подозрение, что история консула на самом деле имела австрийские корни и была призвана удержать Вильгельма от прибытия туда, где его не ждали. Важным побочным продуктом была ликвидация шанса для европейских монархов встретиться и лично обсудить ситуацию. Австро-венгерское правительство продолжало выполнять свою задачу примирения разных взглядов на рвение, с которым оно должно действовать. Когда фон Чиршки доложил, что порекомендовал осмотрительность, Вильгельм записал: «Кто его просил? Это идиотство… Ему следовало прекратить подобную чушь. Сербов необходимо уничтожить, и как можно быстрее. Сейчас или никогда».

Даже те австрийцы, которые больше всех стремились напасть на Сербию, плохо себе представляли, что могут получить благодаря войне. Конрад фон Бетцендорф считал перспективы победы небольшими, но был уверен, что такое древнее королевство и такая известная армия не должна погибнуть, даже не попытавшись дать бой за себя. Поэтому венское правительство решило поставить свой курс в зависимость от поддержки, которую оно может получить от германского союзника. Специальный посланник был отправлен в Берлин 4 июля, и, как только он прибыл, посол Австро-Венгрии Сегени, прозванный Вильгельмом Цыганом, был приглашен на ужин в Потсдам, чтобы заодно доставить письма. Одно – это депеша, которая готовилась еще до убийства. В ней обсуждались скорее проблемы, чем решения, касающиеся политики на Балканах. Единственное упоминание о конфронтации с Сербией было в постскриптуме, где говорилось о невозможности урегулирования разногласий. «Монархия, таким образом, должна твердо разорвать нити, которые ее противники стараются свить в паутину над ее головой». Вторым было личное письмо от Франца Иосифа, описывающее убийство, как прямой результат сербского и русского панславизма, единственной целью которого являлось ослабление Тройственного союза и распад габсбургской монархии.

«Проведенное расследование установило, что сараевское убийство было не действием одиночки, а результатом хорошо организованного заговора, корни которого тянутся в Белград. Хотя, вероятно, будет невозможно точно установить причастие сербского правительства, не может быть никаких сомнений в том, что его политика объединения южных славян под сербским флагом стимулирует преступления подобного рода, и продолжение этой ситуации является постоянной опасностью для моей династии и моих земель».