Кайзер Вильгельм и его время. Последний германский император – символ поражения в Первой мировой войне

Пропаганда союзников впоследствии уделила много внимания Совету короны, проведенному 5 июля в Потсдаме, на котором были приняты планы военных действий. Только совершенно непонятно почему. Реальная критика германского правительства в тот судьбоносный день заключалась в том, что вообще не было подробного обсуждения доводов за и против подстрекательства Австрии к военным действиям! С другой стороны, едва ли можно было сомневаться, что, если бы подобное обсуждение имело место, исход был бы тем же. Отношение Германии определил опыт прошлых лет. Утверждалось с некоторой степенью правдоподобия, что Германия должна была, по крайней мере, настаивать на консультациях с ней относительно намерений Австрии, вместо того чтобы нарочито отрекаться от своего участия в принятии решения. Но на самом деле настойчивые побуждения к действиям исходили и из Берлина, и из Вены. Бетман, фон Мольтке и их соратники, по-видимому, решили, что, если Австро-Венгрия не начнет решительных действий против южных славян, главный союзник Германии может стать скорее обузой, чем активом. Австрийцам и мадьярам нельзя позволить семь раз отмерить, прежде чем отрезать, иначе они могут упустить хороший шанс на силовое решение проблемы. Германские лидеры, конечно, понимали, что война может распространиться, но считали, что вероятность такого сценария в 1914 году меньше, чем впоследствии. К тому же это менее вероятно в тот момент, когда Австрия наказывает страшное преступление, чем при других обстоятельствах.

Насколько кайзер разделял убеждения своих подчиненных, не вполне понятно. Не может быть сомнений в том, что он четко знал, что носится в воздухе, и, как всегда, делал то, что от него ожидали. Вместе с тем были явные признаки нервозности, и нельзя было исключить, что он в последний момент даст задний ход. Некоторые депеши, в том числе прибывшие из Лондона, ему не передавались. И то, что его убедили отправиться в круиз, вполне могло быть вызвано желанием убрать его с дороги. И кайзер остался в эксклюзивном окружении своей дворцовой свиты. Депеша из Вены дала понять, что австрийцы будут настаивать на установлении в Белграде собственного механизма контроля волнений южных славян и оставят очень мало времени для ответа на их ультиматум. На полях Вильгельм писал нетерпеливые замечания о времени, которое потребовалось австрийцам, чтобы принять решение, и процитировал Фридриха Великого: «Я не расположен к советам и обсуждениям, в которых более робкая сторона приучается одерживать верх».

Узнав, что австрийцы решают, как сделать, чтобы их требования были отвергнуты, он предложил настаивать на получении самой важной части территории. Он облил презрением графа Тису, венгерского премьера, за то, что тот пытался оказывать сдерживающее влияние, и, узнав, что попытка не удалась (в основном из-за немецкого давления), заметил: «Теперь он снова стал человеком». Получив сообщение, что австрийская нота должна быть отложена до того, как французский президент и премьер завершат свой визит в Санкт-Петербург, он лишь сказал: «Жаль». Когда сэр Эдуард Грей выразил уверенность, что Германия не поддержит требования, которые могут стать поводом к войне, Вильгельм назвал это заверение очередным проявлением британской наглости и потребовал, чтобы с Греем говорили твердо и дали ему понять, что с германским императором не следует играть.

«Сербы – банда преступников, и с ними следует обращаться соответственно. Я не стану вмешиваться в вопросы, которые являются делом австрийского императора – и только его. Это типичное британское отношение снисходительной властности, и я хочу, чтобы было отмечено мое неприятие подобного».

На следующее британское предложение посредничества он ответил: «Никто не совещается с другими по вопросам чести». 19 июля он передал конфиденциальное уведомление двум крупным германским судоходным компаниям, что, когда австрийский ультиматум будет предъявлен, события могут развиваться очень быстро, и уже на следующий день начал возвращать флот в Киль. Когда Бетман возразил, что это может вызвать тревогу у англичан, на него не обратили внимания.

Австрийская нота Сербии была доставлена в 6 часов пополудни 23 июля, ответ требовался в течение сорока восьми часов. Вильгельм узнал ее содержание из обычных новостных каналов и решил, что надо поспешить домой. На возражения Бетмана кайзер ответил: «Ситуация становится безумнее с каждой минутой. А этот человек пишет, что я не должен показываться перед своими подданными!» Он прибыл в Потсдам около полудня 27 июля и тем же вечером провел совет, на котором одобрил поступок канцлера, отвергшего предложение Британии о созыве конференции, не ожидая его возвращения. Но что-то, вероятно, все-таки было согласовано относительно отношений с Британией, потому что Бетман поздним вечером сообщил о передаче в Вену по запросу Грея просьбы о сдержанности. Он якобы действовал согласно инструкциям Вильгельма. Только Бетман не упомянул, что сопроводил английскую просьбу посланием, рассчитанным на то, чтобы ей никто не придал значения.