Как белый теплоход от пристани

Белые, как известно, ходят первыми.

Подвожу её к своим владениям. Самодовольным взором оглядываю признаки собственной неорганизованности. По-хозяйски простираю руку над грудой мусора…

Рабочая макулатура громоздится противотанковыми конструкциями, сколоченными наспех. В сплошной фоновый гул сливается могильный шёпот множества одновременно начатых, но пока недоделанных работ. С настенного цветника из ярких открыток восхищённо поглядывают комплименты профессионализму. Жалкими, измятыми перьями из советской подушки белеют типовые визитки партнёров. Как тюлени на диком побережье, ленятся на столе канцелярские приборы. Континентальными пятнами глобуса темнеют на мебели кофеиновые доказательства моего недосыпа. Над океаном всего этого хлама безмолвно внимают вечности цивилизованные островки офисной техники. В общем, живая картина в сюрреалистическом стиле, которая пишется за день, а ст'oит, будто автор, не смыкая глаз, корпел над ней полгода.

– Ну, как? – спрашиваю. – Есть что противопоставить?

Коллега ответила взглядом римского прокуратора, который, в принципе, никому ничего доказывать не должен. Его направление указало мне путь за перегородку. От увиденного пожухли и завяли все лавровые листочки воображаемого венка на моей голове.

Вирус стахановского энтузиазма, грибница будничных бдений, бобовые ростки предынфарктного трудоголизма охватили, скрыв от глаза, не только её рабочее место, собственное, но распространились и укрепились на соседнем.

– Ещё вопросы? – спросила она, ощупывая языком многолетний кариес.

Вопросов у меня не оставалось. Так я уступил первенство даме".

Толоконников закончил и пропустил свою женщину в комнату вперёд. Джентльмен!²⁰

Семейный триллер. Продолжение

"После этого наступила идиллия, но просуществовала она недолго. Первый сигнал прозвучал для него уже на следующее утро, когда полусонные воспоминания о вчерашнем заставили его сморщиться и съёжиться от холодка, сороконожкой пробежавшего под рёбрами. Была ли это Бонни? Обманывать себя не хотелось, но и говорить правду – тоже. Белые локоны на подушке рядом, выбившиеся из-под шапочки для сна, заставили его признаться: нет, Бонни приходила только с хмельным помешательством.

Дискомфорт одолевал.

Дискомфорт вынудил подняться раньше солнца и затащил под душ. Долгий, контрастный, целебный, очищающий.

В конце концов, душ помог ему взять себя в руки и подавить раздражение. До красна растеревшись полотенцем, Он сделался ласковым и тихим.

Однако не прошло и недели, как припадок совести унялся. Костёр благополучия угас, и обугленные головешки лишь зачерняли своей копотью душу. Красочной и незамутнённой пока оставалась лишь единственная страсть. Сердце начинало колотиться, только когда Он приближался к месту, где однажды ему улыбнулась незнакомка, и где Он маниакально ждал найти её снова. Иногда взгляд его становился взглядом безумца, и сам Он вел себя, как помешанный, но громадным усилием воли держался в рамках приличного гражданина.