15 апреля
Сколько себя помню, всегда со мной происходят какие-то казусы. Какие-то несуразные, плохо объяснимые с точки зрения логики вещи.
То меня с моими жизненными установками угораздит родиться в конце двадцатого века.
То меня дружно командируют выигрывать для школы титул "Мистера" среди мальчиков не старше семнадцати лет.
То вокруг меня накрепко завяжутся узлы дружбы с блатарями.
То я успею нахамить декану, даже не начав студенчества толком.
То меня каким-то нелепым образом заметёт в вагон метро с фанатами "ЦСКА", и, пока они меня там от души охаживают, мои красно-белые соратники подбадривают меня воинственным кличем за стеклом соседнего вагона.
То я обеими ногами вляпаюсь в беспроцентное кредитование – так, что эти "беспроценты" будут делить надвое даже зарплаты моих внуков, поминающих дедушку горькими слезами.
То в какой-нибудь истории с контрабандой отмечусь, хотя контрабандист из меня, как из Промокашки балерина19
.В связи с этим у меня и возникло подозрение: а не слишком ли опрометчиво было уволняться в Великий-то пост?..
17 апреля
Собрали междусобойчик.
Сначала думали нагрешить у Максима. Но у Максима воспротивилась собака, лохматая кавказка с отрезанными ушами и патетичной кличкой Фрау Рифеншталь. Единственная дама на жилплощади она, услыхав о том, что предполагается присутствие ещё каких-то сук, выразила протест недвусмысленным образом. К тому же собачку уже сутки как не выводили.
Пошли к Толоконникову. Толоконников прихватил не особо мнительных женщин, Макс – гитару, я – собственное холостяцкое кредо. Словом, живописание такое: Макс в комнате ведёт над барышнями подготовительную работу, куплеты с припевами в горло распевая; мы с Толоконниковым, ввязавшись в кухонное делопроизводство, уже приготовили водку и мастерим закуску.
Как человек ответственный у Серого интересуюсь:
– А ты кубики куриные бросил?
– Куриные кубики, – отвечает, – нет. Бросил, – говорит, – козьи шарики.
Нагрубил подлец и даже не отвлёкся. Я на какое-то время замолкаю и с пристрастием в себе разбираюсь. В чувствах, которые превалируют.
Банальная, надо признаться, картина, не раз кончавшаяся внесюжетной экспрессией: за тоненькой стенкой Макс об одной-единственной романсы голосит не уставая; три отборные тётки на это вздыхают и хихикают, что, безусловно, хороший признак; перед моим взором маячит и гремит посудой невозможнейший циник и хам; а я мучительно соображаю – то ли придушить гадёныша на месте, чего он давно заслуживает, то ли отдаться дружеской любви, чего он заслуживает не меньше, и заложить себя его цинизму с потрохами.
Как человек законопослушный жизнь всё-таки решаю не отнимать. Интересуюсь:
– Это для остроты, что ли?
– Для отупения, – молвит Сергей беспристрастно.
– А запах? Потом же ещё целоваться.
И хоть бы тень на лицо!
– Целоваться, – говорит, – будешь только ты, мальчик.
Конструктивный диалог вести невозможно. Наверно, я вообще перестану реагировать. Он талантливый парень – что ещё с него взять? К тому же он, как никто, может завоевать для нас расположение женщин.
"Живёт в офисе за одной со мной перегородкой коллега из отдела маркетинга, – рассказывал им Толоконников в тот вечер, – дипломированная специалистка педагогических наук. Рефлексирующая незамужняя особь, бунтарка с головой, полной язвительных замечаний и высветленных волос, отрицающих укладку.
Решили с ней померяться уровнем захламлённости рабочих столов – то есть, выяснить, кто из нас более трудолюбивый. Непризнанный журналистский гений или молодая училка, интеллигентка в первом поколении.