Как Бог съел что-то не то

Идею подала фрау Грубер. Над гаражом находилась крошечная комнатка. В дни махараджи тут ночевал шофер. Комнатка не отапливалась и покрылась пылью, но она пустовала! А в углу была даже раковина с краном.

– Эта комната никому не нужна, – сказала фрау Грубер. – Ты можешь занять ее под студию.

Анна была счастлива. Она перевезла в гараж свое новое оборудование, кое-как вытерла пыль (которая мало ее беспокоила) и оглядела комнату пристальным взглядом. Теперь ей нужны были краски и кисти и какой-то обогреватель. В качестве обогревателя она приобрела подержанную парафиновую плиту, и на этом ее денежные ресурсы иссякли. Сейчас ей уже было трудновато что-то откладывать из зарплаты, потому что цены росли, а ее заработок – нет.

– Макс, ты не мог бы одолжить мне восемь шиллингов и девять пенсов? – попросила она, увидевшись в следующий раз с Максом.

– На что? – поинтересовался Макс.

Анна объяснила. Он вынул из кармана десятишиллинговую купюру и протянул Анне:

– Не в долг – в подарок.

А когда Анна стала его благодарить, Макс вздохнул и сказал:

– Всегда мечтал покровительствовать искусству.

Они сидели в буфете Паддингтонского вокзала в ожидании поезда, который шел до базы ВВС. Теперь Макс постоянно приезжал в Лондон, но совсем ненадолго заглядывал к маме с папой, и мысли его всегда витали где-то в другом месте. Анна следила, как Макс нервно ковыряет вилкой нечто ярко-желтое, названное в меню булочкой.

– Что с тобой? – спросила она. – Почему ты все время ездишь в Лондон? Ты чего-то добиваешься?

– Нет, конечно, – быстро ответил Макс. – Я приезжаю в Лондон, чтобы увидеть тебя, Салли, Пру, Клариссу, Пегги…

У Макса была куча подружек, но Анна не верила, что это и есть причина его приездов.

– Ну ладно… – сказал он наконец. – Только не говори никому. Я пытаюсь добиться разрешения принимать участие в операциях.

– Ты имеешь в виду боевые вылеты?

Макс кивнул:

– Я прошел с полдюжины собеседований, но все безрезультатно. Так что не стоит об этом говорить.

– Но ведь это очень опасно?

Макс передернул плечами:

– Не более опасно, чем то, что я сейчас делаю.

– Но Макс!..

Эти рассуждения казались Анне полным сумасшествием.

– Послушай, – сказал Макс, – я был инструктором довольно долгое время. И теперь мне скучно. А когда мне скучно, я теряю бдительность. Недавно ночью…

– Что?..

– Ну… Я чуть не угробил себя. И себя, и своих учеников, – тут он заметил, что держит «булочку», и с отвращением отбросил ее на тарелку. – Совершил глупейшую ошибку. Неправильно вычислил навигацию. Думал, что мы приближаемся к Манчестеру… А оказалось, мы летим прямо к Уэльским горам.

– И что ты сделал?

Макс усмехнулся:

– Повернул налево. Очень быстро. – И, заметив, с каким выражением лица смотрит на него Анна, добавил: – Не волнуйся. С тех пор я очень осторожен. И ничего не говори маме.

* * *

На следующий день в обеденный перерыв Анна купила кисти и краски. Вечером после занятий она спросила у Джона Котмора, как ими пользоваться. Джон объяснил ей, как разводить краски на палитре, как при необходимости их разбавлять и как мыть кисти. И к выходным Анна готова была приступить к работе.

Ее первые пробы могут быть не очень удачными, подумала Анна (хотя никто ей об этом не говорил), поэтому лучше не тратить на них чистые холсты. Джон Котмор объяснил, что можно писать поверх использованных. И Анна выбрала один не очень большой – видимо, одну из последних незаконченных работ тети господина Кадфорда. На холсте был изображен испуганный олень, выглядывавший из куста. Художница, видимо, хотела нарисовать и других оленей, скачущих на заднем плане, но не решилась: то ли ей не хватило запала, то ли возраст не позволил вернуться к начатому. Так или иначе, большую часть картины занимали незаконченные фрагменты.

Анна взяла уголь и, не обращая внимания на укоряющий взгляд оленя, стала набрасывать на холсте собственную композицию. Она задумала нарисовать группу лондонских жителей. С возобновлением воздушных налетов многие из них вернулись жить в метро, с узлами и одеялами. Анне хотелось нарисовать суровую и динамичную картину и показать не только как эти люди выглядят, но и что они чувствуют.

Она быстро набросала силуэты трех женщин (две сидят, одна лежит на раскладушке сверху). Эти фигуры заполнили почти весь холст. Потом Анна выдавила несколько цветов на палитру – и остановилась.

Чем разбавлять краски – терпентиновым маслом или льняным? Кажется, Джон Котмор говорил про терпентиновое. Но Анне вдруг страшно захотелось поговорить с ним, перед тем как писать. Она подлетела к общественному телефону, нашла номер в телефонной книге, набрала его – и, услышав голос Джона, почувствовала, что буквально задыхается от нервного напряжения.

– Алло? – спросил он полусонно.

– Это Анна.

Джон мгновенно стряхнул с себя остатки сна:

– Привет! Что-то случилось?

– Я начинаю писать маслом. – Казалось, Анне не хватает воздуха, поэтому она говорила совсем короткими фразами: – Чем разбавлять краски – терпентиновым маслом или льняным?

– Терпентиновым. От льняного краски делаются вязкими.

Возникла пауза. Потом Джон спросил: