Как Бог съел что-то не то

– Три недели назад он ко мне приходил. У него были все классические симптомы предынсультного состояния: головные боли, покалывание в пальцах, высокое кровяное давление. Я предупреждал, что ему нужно быть предельно осторожным. А он что выкинул? Полез куда-то по лестнице в тысячу ступенек, чтобы послушать Бетховена!

Мама во все глаза смотрела на профессора:

– Так он знал!..

Анна вспомнила папу – как он слушает Седьмую симфонию:

– Мне кажется, я понимаю, почему он так сделал.

Был на редкость теплый вечер, и они сидели в саду. Дрозд стриг траву на лужайке, Познаньские что-то обсуждали по-польски, фрау Грубер лущила в миске горох.

– Ты сказал: «повезло на этот раз», – заметила мама. – Что это означает?

– Именно это, – ответил профессор.

– Но я не понимаю… «На этот раз…»?

Профессор стал раздражаться:

– Дорогая моя, с твоим мужем случился удар, который мог иметь фатальные последствия. Вместо этого он поправится. Надо благодарить судьбу!

– Я и благодарю. Но что ты все-таки имел в виду, когда сказал «на этот раз»?

– Ради бога… – профессор бросил тяжелый взгляд в сторону Анны. – Ты должна знать, как это бывает. Если случился один удар, может случиться и другой. Возможно, пройдет довольно много времени… Но твой муж немолод. И в следующий раз, – он развел руками, – нам, возможно, не так повезет.

* * *

Папа поправился довольно быстро. Через неделю он уже мог нормально говорить. Рука все еще его беспокоила. Но когда на побывку приехал Макс, папа уже совершенно пришел в себя, и Макс даже удивился: болезнь не оставила почти никаких следов.

– Папа выглядит немного уставшим, только и всего, – заметил Макс.

Но все они понимали: папе просто отпущено какое-то время…

Анна совершенно не могла справиться с этим знанием.

– Не переживай! Старый рабби, который смотрит оттуда, – папа указал глазами на потолок, – на моей стороне.

Анна взглянула на папу через стол: сейчас его глаза изучали газету, он управлялся с ножом и вилкой – что-то резал на тарелке, пока еще не очень ловко… Невозможно представить, что в какой-то момент его не станет…

Потрясенная случившимся, Анна старалась проводить с папой как можно больше времени. Когда она видела на столе в папиной комнате страницы, исписанные его колючим, таким подростковым почерком, то ловила себя на мысли: а ведь в какой-то момент ничего этого уже не будет! У Анны даже возникла совершенно сумасшедшая идея попросить папу что-нибудь написать, подлиннее. Неважно что. Главное – пусть что-то останется после него.

Анна пробовала нарисовать папин портрет. Папа терпеливо позировал ей в комнате над гаражом, но безрезультатно. Анна пыталась слишком многое вложить в свой рисунок, и когда что-то упускала, то все стирала и начинала сначала.

Между тем с фронтов приходили хорошие новости – как будто на заднем плане, независимо ни от чего, крутился какой-то фильм. Освободили Париж, затем – и большую часть Франции. От французских друзей, чудом переживших немецкую оккупацию, стали приходить письма. Только бы у папы не случилось нового инсульта, только бы Макса не убили, только бы ни на кого не упала бомба-жужжалка!..

Как-то папа спросил Анну:

– Почему ты больше не ходишь в школу искусств?

– Ну… – Анне показалось, что речь идет о чем-то из прошлой жизни. – У нас с учителем рисования разладились отношения.

– И все?

– Нет, – они вдвоем сидели в папиной комнате после ужина. Мама играла в бридж. – Не знаю. Возможно, учитель и был самым главным, что меня интересовало. Мне кажется, я уже ничего не способна нарисовать. И даже не знаю, хочу ли.

– Это всего лишь такой этап, – заметил папа.

Анна покачала головой.

– А семестр уже начался?

Анна улыбнулась папиной деликатности:

– Шесть недель назад.

– Тогда ты должна вернуться. Нельзя опускать руки только из-за того, что с кем-то не сложились отношения.

– У меня даже не было отношений! – вскричала Анна.

Но папа протестующе поднял руку:

– Пожалуйста! Я тебя очень прошу: вернись. Завтра же!

Анна обнаружила, что в школе многое изменилось: стало больше студентов, усатый мужчина, которого она видела на концерте с Джоном Котмором, тоже теперь вел занятия. Джон и Барбара не скрывали своих отношений, и студенты говорили как о само собой разумеющемся, что Барбара переехала жить к Джону и что ей пришлось целых три дня вычищать его кухню.

– Где ты пропадала? – спросил Джон Анну.

И она осторожно ответила:

– Папа болел.

Анна почти не рисовала в последнее время и с напряжением ждала, когда же начнется занятие. Может, при виде натурщицы у нее внутри что-нибудь отзовется? Толстая натурщица сидела, развалившись на стуле, одна рука на колене. Неплохая поза, но Анна, глядя на натурщицу, совершенно не понимала, зачем это рисовать. Внутри у Анны по-прежнему была пустота. «Что я здесь делаю? – думала она. – Как пережить этот вечер?»

К концу занятий, исключительно чтобы не сидеть без дела, Анна сделала несколько непроработанных карандашных набросков, но ничто в них не цепляло глаз, и даже ей самой было скучно на них смотреть. Когда подошел Джон Котмор, Анна перевернула рисунки, чтобы он их не увидел. Но Джон, казалось, этого не заметил.