– Рад, что ты вернулась, – сказал он. – Мне нужно с тобой поговорить.
Внутри у Анны все встрепенулось: он хочет объясниться… Барбара на самом деле его сестра… его кузина… тетка!
– Как ты смотришь на то, чтобы получить стипендию? – спросил Котмор.
– Стипендию? – смутилась Анна.
– Да. На дневное бесплатное обучение в течение трех лет. И грант на проживание.
Анна уставилась на Джона:
– Как это? Когда?
– Нужно будет представить твои работы и рекомендации педагогов на отборочную комиссию. Если повезет, учеба начнется в следующем сентябре.
Анна не знала, что сказать.
– До весны ни о чем подобном не было и речи, – сказал Котмор. – Но война близится к концу. Люди стали думать о мире. Выделяется всего несколько стипендий. И я хотел бы в числе первых рекомендовать тебя.
– Но… – она еще не могла вникнуть в то, что услышала. – Я не могу рисовать…
– Что ты имеешь в виду? – спросил Джон, раздражаясь, что его предложение не вызвало у Анны никакого энтузиазма.
– Вот это и имею в виду. Я уже несколько месяцев не могу нарисовать ничего стоящего.
– А! – он коротко улыбнулся. – Черная полоса. С каждым случается.
– Не уверена.
– Ради всего святого! – воскликнул Джон. – Ты мечтала о стипендии все эти годы! Что происходит?
Анна огляделась в поисках поддержки: натурщица, студенты, склонившиеся над работами, нахмурившаяся Барбара с палочкой угля. Когда Анна взглянула на Барбару, та поймала ее взгляд. Лицо ее разгладилось, и она улыбнулась. Анна неожиданно для себя улыбнулась в ответ. Барбара кивнула, обменялась взглядами с Котмором и показала большой палец. Что это означает? Она знает, о чем беседуют Анна и Джон?
Анну внезапно пронзило: ну конечно! Они ее обсуждали – Барбара и Котмор. Они решили выдать Анне утешительный приз: бедная Анна, она так расстроена! Давайте устроим так, чтобы она получила стипендию.
Анна повернулась к Джону Котмору:
– Я не хочу стипендию.
– Ты не хочешь стипендию?
– Ох, оставьте меня все в покое! Я не знаю, чего я хочу!
Анна продолжала ходить на занятия – в основном ради того, чтобы порадовать папу. Но ни к каким существенным результатам это не приводило. Какие-то рисунки получались у Анны лучше других, но в целом все было не выше среднего уровня, и это сильно ее расстраивало.
Анну угнетало, что после занятий нужно ехать домой на метро – и думать исключительно о своих вечерних провалах. Поэтому она всюду носила с собой книгу: пока читаешь, больше ни о чем не думаешь. Что читать – Толстого ли, Джека Лондона, Агату Кристи – и когда это было написано, – неважно. А если книги вдруг не оказывалось или книга заканчивалась, она впадала в панику и успокаивалась, только купив газету. Анна носила потрепанную одежду и забывала мыть голову: это теперь не имело никакого значения. И зачем она вообще существует?
А потом, в довершение ко всему, мама заболела гриппом. Однажды, возвратившись домой, Анна обнаружила, что у мамы покраснело лицо и ее лихорадит. Под мышкой мама держала огромный термометр, сохранившийся с парижских времен. Папа сидел у маминой кровати, и они вели нелепый спор о папиных произведениях. Папа утверждал, что проза – лучшее из того, что он написал. А мама настаивала, что лучше – стихи.
– Лирика! – говорил папа. – Это не составляет особого труда!
– Ерунда! – кипятилась мама, так что термометр сотрясался.
Папа качал головой:
– Проза требует больше времени. В конце концов, я все это писал, мне и судить.
– Ты не можешь судить! – возражала мама, приподнимаясь в кровати. – Стихи давались тебе легко, и поэтому ты их недооцениваешь. Никто другой не писал такие стихи, как ты!
Папа рассердился:
– А я предпочитаю прозу. Если бы мне выпала возможность переиздать свои вещи, я бы предпочел, чтобы это была проза, а не поэзия. Меня уже здесь не будет. А вот ты это увидишь.
Возникло ощущение, что кто-то хлопнул дверью.
Мама посмотрела на термометр: 39!
– Ради бога! – воскликнула мама. – Сейчас же уходи от моей кровати. Подхватишь еще что-нибудь!
Она проболела целую неделю.
Стоял ужасный холод, а топливо все еще было в дефиците. Чтобы поддерживать даже слабый огонь в холле по вечерам, фрау Грубер и Дрозд каждый день отправлялись в распределительный центр и привозили оттуда уголь на самодельной тачке. Как-то, когда они возвращались из такого похода, им встретилась тетя Луиза. Она шла увидеться с мамой и выразить ей сочувствие. И ужаснулась тому, как холодно в гостинице.
– Тебе надо отсюда уехать, – заявила тетя Луиза маме, закутанной в халат. – Ты никогда не поправишься в этом леднике.
Мама пробовала возражать, но тетя Луиза была непреклонна. На следующий день она приехала на машине, завернула маму в большой плед и увезла в деревню.
– Анна ведь сможет приглядеть за папой, так ведь? – спросила перед отъездом тетя Луиза.
– Конечно, что мне еще делать, – ответила Анна без церемоний.
И они с папой, сидя в промерзшем холле, помахали вслед отъезжавшему автомобилю.
Глава двадцать третья
– Такая холодина! – сказал папа на следующей неделе. – Ты уверена, что тебе стоит тащиться на кладбище в такую погоду?
– Надо пойти, я думаю, – ответила Анна.