Как читать и понимать театр. Интенсивный курс

Человек, выросший в музыке — всегда другой. Музыканты, они говорят на другом, своем языке, и это нормально. Но герой Хабенского, не просто музыкант. Помещая его в пространство психушки, с первых минут обозначаются границы: здесь — сумасшедший. А дальше — степень и уровень его сумасшествия мы можем рассмотреть, услышать, увидеть, почувствовать, посочувствовать или нет.

История, рассказанная режиссёром Глебом Черепановым, про человека явно помешанного, и смыслом спектакля становится «отчего и почему», а также «чем дело кончилось». Да, в этой камере есть стол с патефоном, кровать и мусоропровод, санузел и даже кухня с холодильником, но звукозаписывающей студией или чем-то ещё, пространство не станет. Оно изолирует контрабасиста от мира. В отличие от большинства сидящих по таким «комнатам» свой выбор герой сделал когда-то сам. И об этом тоже спектакль «Контрабас».

Когда человек занимается не своим делом, это печально. Но когда он выбирает дело своей жизни назло и в пику другим, как герой Зюскинда, то это уже начало болезни. И кто-то справляется с фобиями из детства (в спектакле не раз, и не два, герой хватается за игрушку, выдавливая из неё скрипучие звуки воспоминаний детства), а кто-то заваленный ими, как посыпавшимися сверху матрасами, гибнет. Иногда морально, иногда физически.

Идея поставить «Контрабас» на сцене МХТ принадлежит самому Константину Хабенскому. Он уже несколько лет примерял на себя этот монотекст, а в дуэте с режиссёром Глебом Черепановым они нашли общую интонацию. Для тех, кому интересна кухня создания спектаклей, и степень вовлеченности артиста, стоит написать, что Хабенский несколько месяцев учился играть на контрабасе, чтобы сделать такой финал, какой мы увидим. Ради этих пяти минут! Но про финал, стоит сказать отдельно, и те, кто пойдет ещё на спектакль, очень вам советую пропустить последний абзац моего текста: вы — удивитесь. Авторы спектакля говорили, что они хотели уйти от традиционного моно-изложения. И дело вовсе не в певице, которая выходит на сцену (Ольга Воронина). Герой Хабенского (он, кстати, безымянен, а в тексте есть лишь имя его возлюбленной — Сара) разговаривает и общается с предметами, они становятся отчасти такими же действующими лицами. И если разбить на мини-этюды действо, то это будет и говорящий мусоропровод, и оркестр из бутылок, и патефоно-ресторация, и унитазо-откровения, и пиво-в-холодильнике, и стремянка-трибуна, и даже ручка холодильника звучит здесь от прикосновения смычка.

Несмотря на фарсовость, вынесенную в заголовок (трагифарс написано на афише), и подачу Хабенским своей роли через шаржирование, гротеск и экспрессию, в спектакле есть моменты и пронзительные, и по-настоящему жуткие, и даже весьма эротичные. Фрагмент спектакля, в котором контрабасист обнимает абрис контрабаса, поглаживая его «бедра», можно смело включать в учебники по созданию атмосферы секса на сцене. Разряд, ещё разряд!

Главному герою не надо играть на контрабасе. Он внутри него, везде и всюду… Контрабас — это он сам. Контрабас сожрал его. Проглотил вместе с его проблемами с самооценкой, эго, страстями, не имеющими выхода, вместе с его патологией. Патология. У Зюскинда всегда патология — ему интересно ее начало, развитие и финал. И не случайно перемешались в финале спектакля «Контрабас» с «Парфюмером»: рыжая бестия поет на сцене, ее / или другой какой труп держит герой в холодильнике рядом с пивом (рыжие волосы — зеленые бутылки… красота!). И выхода нет. Приковывая себя к нелюбимому футляру, и тщетно пытаясь избавится от него, герой Хабенского гибнет (с крыши ли, или из окна, в психушке ли, или пойманный с поличным). В то время как в оригинальном тексте у героя Патрика Зюскинда ещё был шанс выжить: открытый финал, здесь — сомнений нет. Или у вас есть?

РЕМАРКА: Константин Хабенский, актёр