Оба пункта критики уводят от использования текста и направляют к устному философствованию, сосредоточенному на самой сути дела и побуждающему своих участников говорить собственными голосами. Это противопоставление опосредованности всего письменного и непосредственности устного философствования Платон делает предметом принципиального рассмотрения в заключительной части диалога «Федр».
Глава двенадцатая
На последних страницах «Федра» (274Ь-278е), в части, получившей известность под названием «критики письменности», Платон обсуждает значение письма в целом и отношение философа к собственным сочинениям в частности. Поскольку единство идейного содержания «Федра» схватывается не так уж легко, эта часть диалога слишком часто рассматривалась изолированно от его общего контекста, а вопрос о конкретной связи между её содержанием и структурой остальных диалогов даже и не возникал. Тем не менее, принципиально важно понимать, что критика письма является кульминационным пунктом «Федра», потому что только при таком понимании она также становится ключом к пониманию структуры платоновского диалога вообще.
«Федр» начинается сравнением речей (Aoyoi): юный Федр зачитывает отточенную речь Лисия, которым сам искренне восхищается (230е-234с), Сократ противопоставляет ей две импровизированные речи (237b-241d, 243e-257b) на ту же тему, а именно на тему Эроса. В этом сравнении дело с самого начала идёт не только о формальном совершенстве, но прежде всего о том, кто обладает лучшим пониманием природы рассматриваемого предмета. В самих речах обсуждается вопрос о том, какой любовник нужен молодому человеку — должен ли это быть влюблённый или же не влюблённый в него поклонник; а поскольку в своей второй речи Сократ представляет Эроса подлинной движущей силой философии, то вопрос об истинном эротике превращается в вопрос об истинном философе.
И вот эти линии, начатые в первой части, в критике письма оказываются сведены воедино таким образом, что в итоге свою предельно универсальную формулировку получают те условия, выполнение которых обязательно для всякой речи, задуманной с целью превзойти другую, причём указанием этих условий одновременно проясняется вопрос о том, каким знанием должен обладать философ и каким должно быть его отношение к собственным сочинениям.
Под речью (Лоуод) Платон понимает как устную (импровизированную или заранее подготовленную, монологическую или диалогическую) речь, так и её письменное «отображение». А значит он ищет критерии, которые действенны в обеих областях — как в области устного, так и в области письменного. При этом не подлежит никакому сомнению, что превосходством в его глазах обладает живая устная коммуникация, и что область устного является тем мерилом, в соответствии с которым должно оцениваться письменное.
Достоинство логоса зависит от того, составлен ли он «как того требует искусство» или нет. Философское искусство речи предполагает не только овладение предписаниями общепринятой риторики, регламентирующими формальное построение речи — они носят скорее предварительный характер (266d-269c). Искусство логоса опирается на гораздо более изощрённые и обширные способности: а именно на знание природы вещей, о которых трактует речь, и на знание душ, к которым она намерена обратиться (277Ьс). И то, и другое — философское знание самих вещей и душ — не может быть приобретено ни через эмпирический опыт, ни через присущую здравому человеческому рассудку сообразительность, но только через напряжённое изучение философии идей, которую Платон называет «диалектикой»1
, понимая её как «длинный обходной путь», на который в самом диалоге можно лишь намекнуть, но не вступить5051.Опираясь на такое представление о назначении «истинного», т.е. философски фундированного, искусства речи, Платон развивает в критике письма специальный вопрос об «искусности» (eu7iQ£7i£La, 274b 6) в обращении с письмом. Речь в первую очередь идёт не о том, что