Kak_chitat_Platona_Professorskaya

О том, что этот метод, предназначенный в первую очередь для экзегезы поэтических текстов, применялся и к прозе, свидетельствует Исократ. Во второй части «Па-нафинейской речи» (12. 240 и след.) он описывает, как сравнение Афин и Спарты, проведённое им в первой части и отдающее явное предпочтение Афинам, одним из его учеников понимается таким образом, что похвала Афинам оказывается лишь внешним сообщением, предназначенным для поверхностного читателя, тогда как внимательный читатель откроет за ней истинное убеждение Исократа, состоящее в его приверженности Спарте. Похвальная речь Афинам задумана им якобы «не просто» (оих атсЛах;, 12. 236), но с умыслом: проверить, помнят ли ученики ранее высказанные взгляды наставника и воспринимают ли его речь философски⁴⁴. Умение писать такие «двусмысленные речи» (Aoyoi арффоАса), дающие повод к различным толкованиям и контроверзам, называется «прекрасным и философским» (kccAov ml фгАостофо^ 12. 240). Но что самое удивительное, Исократ не высказывает своего отношения ни к этой теории иносказательного письма, ни к попытке истолковать собственное порицание Спарты в противоположном смысле⁴⁵.

А что же думает Платон об этой теории истолкования и об умении «говорить загадками» (aiviTTcaQai), при котором читателю нужно держаться потайного «скрытого смысла» (imovoia)?

Естественно, он знает, что есть более высокий и более низкий уровень понимания философской мысли. В «Хармиде» он вкладывает в уста Сократа намеренно поверхностное, превратное толкование понятия «заниматься своим» (та аптои праттеiv), но не с целью опровергнуть определение «благоразумие — это умение заниматься своим», а для того, чтобы в заключение констатировать, что благоразумие не может быть умением «заниматься своим» в том смысле, который Сократ пытался найти в этом выражении поначалу; по словам Сократа, автор определения предпочёл выразиться «загадкой», а не сказать, что имеет в виду на самом деле (Хармид 161cd, 162а). Но в каком ещё смысле можно разумно использовать это понятие, Сократ умалчивает, что можно истолковать только как призыв Платона к читателю самому заняться поиском этого смысла.

Между тем, в противоположность упомянутому ученику Исократа из «Панафинейской речи» Платон нигде не называет написание двусмысленных логосов «прекрасным и философским». Передача знаний имеет своей целью гарантировать их «ясность и достоверность (или прочность)» (Федр 275с 6 аафед ка1 рёраюл/, 277d 89 рераютт]та ка1 crac^rjveiav, ср. 278а 4-5 то evaqykc; ка1 xeAeov, «очевидность и совершенство»). Этой цели может достичь только живой устный логос; но поскольку Платон понимает письменный логос как отображение (elbcoAov) устного (Федр 276а 8-9), то и письменное сочинение должно держаться той же цели, пусть оно никогда и не сможет её достичь (подобно тому, как чувственно-воспринимаемые предметы, являясь отображением своих первообразов, идей, стремятся к их совершенству, никогда не достигая его: Федон 75аЬ).

Представление о том, что преднамеренная амфиболия (двусмысленность) может повысить ясность и прочность подлежащих передаче познаний, совершенно определённо не является платоновским. Платон отвергает «иносказательное» сообщение сокровенных истин о богах в поэтически-мифологической форме в будущем идеальном государстве, поскольку слушатель не умеет уверенно отличать «скрытый смысл» (u7iovoia) от прямого (Государство II, 378d). Пусть это поначалу говорится о юном реципиенте, но та же проблема возникает и у подготовленного слушателя или читателя, когда он оказывается перед «загадками» соответствующей сложности. Недаром сразу в самом начале «Государства» Пла-

тон показывает, как дискуссия вокруг изречения Симонида, в котором Сократ предполагает «загадку»⁴⁶, заканчивается абсурдным результатом и дезориентацией собеседника (Государство I, 331d-336a). Следует напомнить и об ироничном обращении Платона с методом этимологического толкования скрытого смысла имён богов в «Кратиле» (400d и след.), а также о его общей обесценивающей характеристике аллегорического толкования мифов в «Федре» (229с-230а), названного там излишним мудрствованием.

Откровенно пренебрежительное отношение Платона к экзегезе, нацеленной на поиск скрытого смысла поэтических текстов, его отказ открыто применять этот метод в философской прозе или тем паче выказать себя приверженцем двусмысленного письма как некоего философского умения — всё это, подтверждая сказанное (ср. выше, с. 87-89), сводит к минимуму вероятность того, что соответствующая литературная техника могла иметь для него центральное значение.

Глава одиннадцатая

ИНТЕРПРЕТАЦИЯ СТИХОВ СИМОНИДА В «ПРОТАГОРЕ»