Читаем Kak_chitat_Platona_Professorskaya полностью

Как бы то ни было, в отрывке Федр 276d 3 Платон говорит о том, что философ заготовляет средства припоминания не только для своих единомышленников, но и для себя самого, в расчёте на забывчивый старческий возраст. Для этой цели апоретические диалоги явно не годятся. Подчёркивание функции припоминания наводит нас, сегодняшних читателей, в первую очередь на мысль о таких трудах, как «Тимей» и «Законы», изобилующих естественнонаучными или, соответственно, юридическими и историческими подробностями. В какой мере Платон мог иметь в виду также «гипомнемати-ческие» записи в узком смысле — скажем, собрания материалов по разнообразнейшим отраслям знаний, включая диэрезы59 и дефиниции — с определённостью ответить нельзя6061. Не будем, однако же, забывать, что «заготовка» средств припоминания не является единственным смыслом существования для письменных сочинений философа — Платон упоминает также «игру», удача которой приносит радость автору (276d 4-8). Нет никакого основания не относить эти слова лично к Платону, тем более, что сразу вслед за ними он вставляет в текст довольно прозрачную отсылку к своей собственной «мифологической игре», каковой является рассказывание историй о понятии справедливости в «Государстве»62. Драматическое и психагогическое63 выстраивание философских разговоров Платон воспринимал как интеллектуально изощрённую и приносящую радость игру. Своим существованием диалоги не в последнюю очередь обязаны и потребности этого гениального писателя в художественной игре.

Глава тринадцатая

ОПРЕДЕЛЕНИЕ ФИЛОСОФА ИЗ ЕГО ОТНОШЕНИЯ К СОБСТВЕННЫМ СОЧИНЕНИЯМ


Размышления Платона об относительной ценности устных и письменных логосов отливаются в послание, которым Сократ снабжает Федра для передачи Лисию — однако это послание обращено не к одному только Лисию, но также к Гомеру и Солону; причём все эти три имени обозначают не индивидов, а целые области литературы: Гомер — всю поэзию (278с 2-3); Лисий — нефилософскую прозу, Солон — философию, в особенности философию морали и права. В то же время эти три имени олицетворяют собой и три эпохи в истории греческого духа, и вне всякого сомнения призваны символическим образом представлять совокупную литературную традицию греков.

Вот что «Сократ» поручает передать всей этой традиции: если автор составлял свои произведения, «зная, какова истина, и будучи в силах помочь (им), если он вступает в проверочный разговор о том, что написал, умея в устном суждении («говоря сам», Aeycov аитод) показать, что написанное — неполноценно (фаиЛа), то называть такого автора надлежит в соответствии не с их (произведений) обозначением, а в соответствии с тем, на что были направлены его серьёзные устремления.

Ф е д р: Какое же имя ты ему определяешь?

Сократ: Во всяком случае, называть его “мудрым”, Федр, представляется мне чем-то величественным и уместным только по отношению к богу, а “друг мудрости” (ф1Лоаофо<;) или нечто в этом роде, пожалуй, и ему самому больше подойдёт, и будет более подобающим.

Ф е д р: И отнюдь не неверным по существу.

Сократ: Если же некто, с другой стороны, не имеет ничего более ценного (xov pf) exovxa xipicoxeQa), чем то, что он, долго поворачивая так и сяк, склеивая и разбирая, составил и записал, к такому ты, пожалуй, с полным основанием будешь обращаться как к “поэту” или “составителю речей”, или же “законописцу”?

Ф е д р: А как же иначе?» (Федр 278с 4-е 3).

Всех имеющихся авторов Платон делит здесь на две очень неравные группы. Одна группа, несомненно составляющая большинство, может иметь разные названия — «поэты», «составители речей» или «законопис-цы» — в соответствии с создаваемой ей литературной продукцией. Другая группа получает название, которое не только отделяет её от бога, но и связывает с ним: ибо лишь в имени филдсофос находит свой отзвук отличительное свойство бога — быть мудрым (софдс). Эта большая приближенность к богу подобает «дру1у мудрости» (фьЛбаофод) из-за его «знания»: «знающий, какова истина» (elbcbg ijj то аЛт]0ёд ёхы, 278с 4-5), есть не кто иной, как диалектик, ведающий о справедливом, прекрасном и благом (276с 3) и умеющий на деле применять искусство диалектики, а, стало быть, мыслитель, занятый познанием истины вещей исходя из учения об идеях (ср. тж. 277Ь и в дополнение к этому 273d-274a).

Этому знанию идей ф1Лосгафод обязан тем превосходством над собственным письменным сочинением, которое так выделяет его среди остальных: он в силах помочь своему сочинению, вступая в процесс проверки и «опровержения» (еЛеуход), и к тому же способен в устном изложении показать неполноценность того, что написал (Suvaxog та yeypappeva файЛа атго-6el£ai, 278с 6-7). Совсем к другой группе, к группе нефилософов, принадлежит автор, который «не имеет ничего более ценного, нежели то, что он составил или записал, долго вертя это так и этак, склеивая и разбирая» (278d 8-е 1).

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе

«Тысячелетие спустя после арабского географа X в. Аль-Масуци, обескураженно назвавшего Кавказ "Горой языков" эксперты самого различного профиля все еще пытаются сосчитать и понять экзотическое разнообразие региона. В отличие от них, Дерлугьян — сам уроженец региона, работающий ныне в Америке, — преодолевает экзотизацию и последовательно вписывает Кавказ в мировой контекст. Аналитически точно используя взятые у Бурдье довольно широкие категории социального капитала и субпролетариата, он показывает, как именно взрывался демографический коктейль местной оппозиционной интеллигенции и необразованной активной молодежи, оставшейся вне системы, как рушилась власть советского Левиафана».

Георгий Дерлугьян

Культурология / История / Политика / Философия / Образование и наука