Kak_chitat_Platona_Professorskaya

Из сказанного также следует, что «более ценный» или «более достойный» логос должен быть и более научным, более строгим. Отсюда становится понятным, почему в устном философствовании диалектик видит «серьёзное дело», а в писании для публики, неизбежно смешанной и не имеющей научной выучки, — свою «игру». В сравнении с устным письменное является «плохим» (cjxxuAov, Федр 278с 7), что в данном случае следует понимать в хорошо подкреплённом источниками значении «непрофессиональное, нетехничное».

Заметим между прочим, что употребление слова Tipiov («ценное») у Аристотеля и Теофраста побуждает воспринимать его как terminus technicus¹ для обозначения онтологического достоинства принципа (архЛ' ^аР^хэ) ^{в 74}

Древней Академии⁷⁵. Платоновскую мысль о том, что достоинство знания определяется достоинством его объекта — а ведь эта мысль, как известно, лежит в основе учения об идеях (ср. Государство 474Ь-480а) — сохранил и Аристотель, как это показывает, например, начало трактата «О душе»⁷⁶: «Если мы исходим из того, что знание относится к предметам благородным и ценным (tcov koAcov кт xipCcov), причём одна форма знания больше, чем другая — по причине ли её точности или поскольку она направлена на лучшие и более удивительные предметы (PcAtiovcov те ка1 баираслштёрал;), то, в соответствии с обоими этими взглядами, мы с полным основанием причислим исследование души к самому важному» (402а 1-4). Из всего этого следует, что ни один из членов Древней Академии или Перипаты не мог сомневаться в том, что платоновские «предметы более высокой ценности» (тцлсотера) нужно относить к знаниям, составляющим содержание философствования, и что своим достоинством они обязаны возведению обоснований к принципу (архп)/ являющемуся источником всякого достоинства и всякой ценности.

Распространённое же недоразумение касательно «более ценных предметов» возникает оттого, что остаются незамеченными широко разбросанные по всему «Федру» связи, не учитывается словоупотребление Платона, а затем в пределах такого суженного горизонта предпринимаются попытки отрицать отношение «более ценных предметов» к знаниям, составляющим содержание философствования: под ними, дескать, разумеется деятельность устного дискутирования, которое уже само по себе следует предпочитать письменному сочинению. Подлинной движущей силой, стоящей за отрицанием того очевидно верного толкования, каким является толкование содержательное, выступает, конечно, антиэсоте-рическое предубеждение XX века: недопустимой считается сама мысль о том, что платоновский диалектик мог сознательно выпускать из своих рассуждений какие-либо существенные по своему содержанию сведения. (Правда, вслед за этим такие интерпретаторы также отказываются признавать, что в «Федре» наличествуют два ясных указания на умолчание важных областей: 246а и 274а.)

Коротко рассмотрим те следствия, к которым привела бы эта интерпретация, окажись она верной. Если исключить необходимость более содержательных доводов со стороны философа, то устная защита написанного будет протекать не иначе, чем это известно нам из самых разных областей жизни и повседневного опыта, а именно как сглаживание шероховатостей и попытка более доходчивого разъяснения в ходе дальнейшего разговора — на том же уровне рефлексии, в пределах которого движется и требующее помощи сочинение. Но такого рода помощь обычно рассчитана скорее на то, чтобы показать истинность и основательность собственного сочинения, тогда как платоновский диалектик устной помощью покажет «неполноценность» своего сочинения. Кроме того, к обычной помощи, не использующей более достойных по своему содержанию обоснований, уж наверняка способен любой сколько-нибудь смышлёный автор; это, однако, означало бы, что всякий не совсем бездарный автор мог бы удостоиться имени фьЛоаофод, причём даже в том случае, если он никогда не имел дела с платоновской диалектикой идей. И действительно, среди новых интерпретаторов находились такие, кто полагал, что в разбираемом нами отрывке Платон будто бы «предлагает» это имя всем и всяческим авторам, при условии, что они выказывают «сдержанное отношение» к собственному тексту. Но мы уже видели, что только знаток платоновской философии идей и диалектики (ср. 276е 5-6, 277Ь 5-8) может быть «знающим», о котором говорит критика письма (276а 8, с 3-4; 278а 1, с 4). Да и ввиду того значения, которое имело для Платона имя ф1Лоаофод (ср. выше, с. 119-121), решение, допускающее, что этот титул вдруг может стать легко доступным любому, является не очень убедительным. Вдобавок ко всему, это решение было придумано при очевидном незнании того факта, что многочисленные эпизоды в диалогах вполне ясно показывают, как осуществляется устная «помощь» диалектика, целиком и полностью подтверждая содержательное толкование «более ценных предметов».

Глава пятнадцатая

«ПОМОЩЬ ЛОГОСУ» В ДИАЛОГАХ