Как читать романы как профессор. Изящное исследование самой популярной литературной формы

Нужно ли нам любить их? Желать быть ими? Нет. В том и состоит красота романа, что он следует закону «мы и они»: читатели сами выбирают степень, в которой отождествляют себя с героями. Несколько часов мы можем примерять на себя такие идентичность и жизненный опыт, какие не хотели бы переживать постоянно, или держаться в стороне от всяческих разбирательств, имея к происходящему лишь клинический интерес. Нам не нужно быть ни Хитклиффом, ни Аурелиано Буэндия, ни Тэсс, но мы, если хотим, можем быть ими. Каждый преподаватель знает это, потому что в каждом классе студенты делятся на тех, кто полностью отождествляет себя с Аттикусом Финчем или Джен Эйр, и тех, кто улепетывает от них куда подальше. В любом случае роман идет своим ходом, а вслед за ним и чтение.

Если слегка изменить формулу и вместо необычайного сделать событие просто странным, мы получим Фэй Уэлдон. Ее мир схож с миром Мёрдок (и действительно, некогда она подвизалась на ниве британского телевидения), но в нем происходят совершенно другие события. Женщина просыпается утром и обнаруживает, что неверный супруг клонировал ее. И не один раз. Это основа сюжета – и неудивительно – в романе «Клонирование Джоанны Мэй» (The Cloning of Joanna May, 1989). В «Сердцах и судьбах» (1987) после тяжелого развода дочь похищают по наущению одного из родителей, но преступление не совершается до конца, потому что самолет, в котором она летит, взрывается прямо в полете, а она, сидя в хвосте, благополучно падает на землю, и с этого начинается ее прямо-таки сказочное путешествие, одновременно и смешное, и трогательное. Роман представляет собой восхитительную сатиру на ценности современного общества, рассчитанные на людей, у которых денег больше, чем мозгов или совести. Самое известное ее создание – это, конечно, Рут, много страдавшая женщина; она, обуреваемая жаждой мести, показывает нам все темные стороны своей натуры в романе «Жизнь и любовь дьяволицы» (1983). Насколько мне известно, сегодня среди нас не водится ни дьяволиц, ни клонов, а мягкие посадки хвостовой части пассажирских самолетов после взрыва в воздухе случаются огорчительно редко, однако все это не мешает читателям отождествлять себя с героями Уэлдон и с головой погружаться в их злоключения и невзгоды. Наверное, в чтении это и есть самое удивительное: нас может захватить, увлечь и знакомое, и незнакомое.

18 Что есть большая идея – или даже маленькая?

Быстро: Франкенштейн. Дурацкий фильм о парне в летающих ботинках и с болтами в шее, правильно? Ну да, там действует монстр. Но роман Мэри Шелли вообще-то выражает философию романтизма и ставит вопрос о границах научного познания. Живи она в тот исторический момент, когда у нас уже есть ядерная энергия, генетически модифицированные продукты, исследования эмбриональных стволовых клеток и многое другое, что вот уже много лет проходит под рубрикой «порождение нашего Франкенштейна», она, возможно, написала бы обо всем этом. Ей, однако, очень повезло жить тогда, когда в медицинских школах практиковались на телах только что умерших, а предприимчивые люди охотно выкапывали из могил образчики для докторов.

Существует распространенный миф, будто преподаватели английской литературы все поголовно романисты-неудачники, но интереснее поставить вопрос иначе: все ли романисты – философы-неудачники? Ну хорошо, может быть, Гарольд Роббинс не считается. Но вот все остальные… «Александрийский квартет» – вовсе не только о странных сексуальных отношениях, как полагают мои студенты. Лоренс Даррелл называет свою тетралогию «романом относительности», хотя, по-моему, он обязан им не только Эйнштейну, но и Гейзенбергу. Бурный секс, наверное, все-таки не ранит. А ведь существуют еще Ницше и Бергсон, от которых в современной художественной литературе никуда не уйдешь.