Как далеко до завтрашнего дня… Свободные размышления 1917–1993. Вехи-2000. Заметки о русской интеллигенции кануна нового века

После окончания конгресса в Вашингтоне наша небольшая группа оказалась в довольно сложном положении. Только что произошла трагедия с корейским «Боингом», и вся мировая общественность оскалила зубы на Советский Союз и его граждан. И ни одна авиационная компания не хотела продавать нам билеты. Каждый день приходил к нам в гостиницу человек из Госдепа и с ехидной усмешкой констатировал, сколько дней еще действует наша виза. Наконец, остался один день. И тут нам продали билет в… Мексику! Виза была оформлена мгновенно, на следующий день мы вылетели в страну древних ацтеков.

Была посадка в Новом Орлеане, где из-за плохой погоды мы провели несколько часов в городе, абсолютно закрытом для советских граждан, а вечером уже пользовались гостеприимством советского посла и других сотрудников в Мексике. Газеты много писали о нашем успехе на конференции в Вашингтоне, о наших билетных мытарствах и о каждом из нас в отдельности. После такого паблисити было грех не дать нам возможность провести несколько дней в Мексике, в ожидании советского самолета.

На следующий день мы поехали на плато в старый город ацтеков, где расположены знаменитые пирамиды. И я увидел, что значит город в стране, не имевшей понятия о колесе! Не только пирамиды, но весь город состоял из сплошных ступенек. Именно это меня больше всего поразило.

А еще через день была годовщина Октябрьской революции, и нас всех пригласили на роскошный прием в советское посольство. На приеме были артисты и речи, и потрясающее угощение, но запомнился мне один очень непростой разговор с американским военным атташе. Он был, кажется, в генеральских чинах. О том, что происходило в Вашингтоне, атташе был достаточно наслышан и относился к нашей деятельности крайне неодобрительно. Все то, что мы делаем, – вредно! Не только для Америки, но и для Советского Союза. «Вы еще увидите, вас там за это не погладят», – таков был лейтмотив его высказываний. Конечно, все сказанное им надо было воспринимать с учетом доброго количества прекрасной водки под черную икру. Тем не менее, в искренность его я поверил: мы наносим военным, их бюджету, их миропредставлению настоящий удар. Придет время, и это скажется. Надо сказать, что и дома нас тоже многие встретили без особого восторга. В перерыве одного из заседаний в ВПК, где мне довелось присутствовать, тогдашний председатель Смирнов бросил мне: «Ну, чего вы вылезаете, занимались бы себе дома спокойно своей наукой, а то – на весь мир растрезвонили. Без вас астроному и не поверили бы». Это была правда. Наши расчеты, сделанные независимо, были важнейшим аргументом противников ядерной войны. И в Генштабе я слышал нечто подобное. И не только там. Мои замечания о том, что необходимо начинать искать старым принципам альтернативы, сообразные современным знаниям, встречались с кривой усмешкой – чего можно ожидать от этих штатских.

Я всегда сторонился и не любил диссидентов. Но неожиданный удар получил и со стороны их противников на круглом столе в журнале «Наш современник». Там я был обвинен в антипатриотизме. Как много всего скрывается за одним и тем же словом!

Наше прекрасное пребывание в Мексике завершил совершенно анекдотический эпизод.

Мы жили в очаровательной двухэтажной гостинице с внутренним испанским двориком. Каждое утро в этот дворик выносили компанию симпатичных попугаев – ночи там холодные, и на ночь их уносили в дом. Они целый день трепались на своем, вероятнее всего, попугаичьем варианте испанского языка, хотя иногда произносили и нечто англосаксонское. Одному из этой компании я, вероятно, приглянулся, и попугай решил со мной завести дружбу. Когда я выходил во дворик, он начинал махать крыльями и произносить нечто похожее на русские ругательства. Меня такие ассоциации вполне устраивали; я подходил к клетке, давая ему что-то вкусненькое, и произносил одну и ту же фразу: «Скотинка, хорошая зеленая скотинка». Попугай успокаивался и внимательно меня слушал, заглядывая в рот.

Через некоторое время после моего отъезда в Москву в ту же гостиницу поселили высокопоставленного советского чиновника или даже министра. Но облик гостя, вероятно, чем-то напоминал мой. Во всяком случае, так показалось моему знакомому попугаю. И он приветствовал гостя по-своему, по попугаичьи – стал махать крыльями и отчетливо произносить по-русски: «Скотинка, хорошая зеленая скотинка». Увы, наша высокопоставленная персона не поняла прелести истинной симпатии, которую проявил мой знакомый попугай, и даже пожаловалась послу. Как мне сказали, пришлось менять гостиницу – переучивать попугаев не всем дано!

Судьба Александрова и конец сказки

«Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте…»

Так и финал нашей многообещающей работы был омрачен целым рядом печальных и трагических обстоятельств.

Уже отказ Свирежева участвовать в работе существенно сужал наши возможности. Его заменил А. М. Тарко. При всем моем уважении и симпатии к Александру Михайловичу и моей к нему благодарности, полной замены не произошло.