Как далеко до завтрашнего дня… Свободные размышления 1917–1993. Вехи-2000. Заметки о русской интеллигенции кануна нового века

Я в то время об этом много думал, размышлял и об управлении экономикой и тоже порой был склонен к утверждениям в технократическом ключе – я сейчас иногда чувствую неловкость за некоторые мною опубликованные утверждения. Особенно за ту примитивную трактовку программного метода управления, которая принадлежала в равной степени и Глушкову, и Поспелову, и мне. В наше оправдание я могу заметить, что такая «машинная эйфория» была свойственна не только нам, советским специалистам, наши зарубежные коллеги думали в том же ключе. Однако уже тогда, в средине шестидесятых годов, я начал понимать, что мир и общество устроены куда сложнее, чем это казалась нам, специалистам, занимавшимся проблемами использования вычислительной техники.

Порой бывает очень непросто понять, почему то или иное, иногда очень незначительное, событие может оказаться толчком к полной перестройке мышления.

Как-то в одном из клязьминских пансионатов собралось довольно узкое совещание. Если мне память не изменяет, оно имело место году в шестьдесят седьмом или шестьдесят восьмом. Был на нем организатор совещания В. М. Глушков, был Г. С. Поспелов, были люди из ВПК – человек пятнадцать-двадцать, не больше. Мы хотели выработать общие принципы внедрения современных методов обработки информации в управление народным хозяйством, в политику, в военные дела. К сожалению, из этого совещания ничего не получилось, более того – мы все перессорились. И различие состояло не только в понимании смысла самого понятия «народнохозяйственное управление». Так, например, я придерживался довольно крайней точки зрения, считая, что при любом уровне централизации, при любом уровне совершенства вычислительных машин управление не может быть жестким. Более того, жесткое управление смертельно опасно! Глушков придерживался иной позиции.

Для меня такое утверждение было более чем тривиальным. Занимаясь численными методами отыскания оптимальных решений, я хорошо знал, сколь они неустойчивы. Небольшая неточность в исходных данных – помеха в реализации такого решения, и мы получаем результат, который может быть куда хуже неоптимального. Более того, принятого даже случайно! Расчет оптимума нужен не для практической реализации «оптимального решения» и, тем более, не для директивного его утверждения, а для того чтобы видеть пределы возможного, чтобы не впадать в утопии. По существу, именно с этого момента, с этого обсуждения, на которое меня пригласил Виктор Михайлович Глушков, у меня началось формирование того миропонимания, которое я впоследствии назвал универсальным эволюционизмом, миропонимания, которое мне позволяло не только делать те или иные философские заключения, но и выводы чисто практического характера.

Но тогда, на памятном совещании в клязьминском пансионате, этот, казалось бы, чисто научный спор перешел в ссору. Позднее я понял ее истинную подоплеку. Глушков хотел организовать «шайку», как он говорил («в нынешнее время люди живут шайками!»), то есть группу единомышленников, способных энергично на разных горизонтах реализовать волю атамана. В качестве атамана он, разумеется, видел только себя. Я тоже видел необходимость объединения, но не в шайку, а в команду, где капитан команды работает «на команду». Я тоже видел в качестве капитана такой компьютерной команды Виктора Михайловича – он был и моложе, и энергичнее, вхож в самые высокие инстанции, да и ума у него палата. И самое главное, он хотел быть во главе такой группы единомышленников. Но между командой и шайкой столь велика разница, что найти взаимопонимание, даже при единстве теоретических воззрений, было бы невозможно! А их-то как раз и не было.

Я это понял позднее, понял и то, что своими теоретическими рассуждениями я ему помешал тогда во многом. Мы расстались очень холодно и целый год при встречах только кивали друг другу. Потом отношения нормализовались, но ни прогулок по Голосеевскому лесу, ни совместных поездок за границу, а тем более, долгих, содержательных разговоров уже, увы, больше не было. Но логика жизни именно такова: пересекающихся путей много, а совпадающих практически нет! Может, в этом и состоит прелесть жизни и перспектива развития сообщества тех существ, которые стали осознавать себя людьми!