Как далеко до завтрашнего дня… Свободные размышления 1917–1993. Вехи-2000. Заметки о русской интеллигенции кануна нового века

Затем я зашел в столовую, которая именовалась рестораном, и съел (и заставил съесть моего спутника) «стандартный обед», который стоил рубль – по тем деньгам и времени года отнюдь не дешево. Оказалось, что наш обед – весьма посредственное нарпитовское произведение. Снова вопрос, и снова немое пожатие плечами. Я думаю, мой спутник уже давно не был в обычной столовой в роли простого смертного.

Затем, к неудовольствию сопровождающего инструктора, я пошел в городскую библиотеку – несколько чистеньких и уютных комнат. Заведующая, ушедшая недавно на пенсию учительница русского языка, из местных казачек, была интеллигентна, умна и не лишена чувства юмора. Разговор настроил меня на добрый лад. Почувствовав мой интерес, она долго рассказывала о своем житье-бытье, о крае и его традициях. А я в это время думал: какие приятные люди живут в этих станицах, как с ними легко иметь дело, как они все понимают, знают и умеют. Как важно им не мешать! Не мешать жить и работать.

Я распрощался и получил приглашение зайти еще завтра: меня собирались напоить чаем. Дав обещание обязательно приехать, я уже совсем в добром настроении поехал к председателю колхоза.

В правлении его не было. Мой инструктор выразил неудовольствие: «Его же предупредили, что я приеду!» Председатель был на полевом стане – еще километров двадцать по бескрайней, уже убранной пустынной степи. Неожиданно мы очутились в совершенно удивительном месте. Небольшой хуторок в глубокой балке, журчащий ручеек, а кругом яблоневый сад. Я подумал: а как же здесь хорошо в апреле или мае! Впрочем, хорошо было и в августе.

Председатель оказался моим ровесником и, увидев среди моих колодок ленинградскую медаль, сразу же настроился благожелательно. Для начала завел военный разговор. Оказалось, что мы с ним в одно время были на станции Хвойная, что на Волховском фронте. Только тогда я был старшим лейтенантом, а председатель – старшим сержантом. Несколько минут общих воспоминаний, и наш хозяин перешел со мной на «ты», и я стал для него просто любопытствующим Николаичем. Имя Никита ему что-то не понравилось.

Председатель повел нас обедать. Это было не лишним после стандартного нарпитовского обеда. Свежайший борщ со сметаной, какое-то мясо на второе. На столе кувшин с молоком, арбуз на сладкое. А хлеб – давно я не ел такого хлеба! Я рассказал моему председателю и о рынке, где торгуют кавказцы, и о нарпитовском обеде… Он нахмурился: «Знаю, все знаю, Николаич! Не мешали бы мне эти молодчики, – он покосился на моего спутника, – завалил бы всю станицу продуктами. И усатым гостям здесь делать было бы нечего. И обеды в ресторане не из консервов бы делали. А знаешь, сколько я беру за обед, который ты сейчас съел? – Он совсем оживился. – Не поверишь. Полтинник. И доход еще с него имею. Иногда до двадцати копеек. А нарпит даже с его рублем прогорает!»

Вечером я долго сидел с главным агрономом. Тоже из казаков, лет пятидесяти. Кончил заочно сельхозинститут. Всю жизнь в поле. Меня интересовало, как реализуются рекомендации ставропольских ученых. – «А никак. По весне получаем из Ставрополя разнарядку – где, что и как… Тут не до самодеятельности».

Утром, покидая гостеприимный хуторок, я наблюдал отвратительную сцену. Мой спутник орал на агронома. А пожилой человек стоял перед ним навытяжку и, оправдываясь, говорил: «Вы не волнуйтесь, Николай Степанович, все будет в ажуре…»

Когда мы сели в машину и поднялись из балки на степные просторы, я не выдержал и устроил моему спутнику разнос. – «Николай Степанович! Ну, как вы так можете? Вы же ему в сыновья годитесь. Какое вы имеете право говорить ему «ты»? Откуда такая грубость? Да и понимает он все в сто раз лучше, чем вы». Мой спутник явно обиделся. Но резко отвечать побаивался. Вроде бы гость от Горбачева, да и с первым обедает вместе. Но, насупившись, он произнес фразу, которая была хуже любого крика: «Вы же их не знаете, дай им только волю. Они такое…» Что «такое», я уже не слушал. И до самого Ставрополя угрюмо молчал, погрузившись в собственные мысли.

Через месяц или два А. А. Никонова и меня пригласил к себе М. С. Горбачев. Он был тогда секретарем ЦК по сельскому хозяйству, то есть ведал всем сельским хозяйством страны. Александр Александрович уже был тогда избран президентом ВАСХНИЛ. Разговор шел о Ставрополье, о взаимодействии большой Академии со ставропольским сельхозинститутом, в частности. Обстановка была рабочая и более чем доброжелательная. Михаил Сергеевич интересовался успехами института, проявлял понимание многих деталей – обсуждение шло легко и деловито.

Но в конце произошел сбой. Михаил Сергеевич меня спросил об общем впечатлении, о состоянии дел в Ставрополье, о том, как используются результаты работ института, как они внедряются в практику. Успокоенный мирным деловым тоном разговора, я сказал то, о чем думал последнее время: «Край на подъеме. Это очевидно. Там много дельных и знающих людей. Но есть одна беда – аппарат крайкома. Вмешивается когда не надо и во что не надо!» И начал приводить примеры.