Как далеко до завтрашнего дня… Свободные размышления 1917–1993. Вехи-2000. Заметки о русской интеллигенции кануна нового века

В профессиональном отношении вполне заурядная работа, о которой я рассказал, сыграла в моей жизни весьма заметную роль: она открыла мне двери в Ставрополье. Я получил возможность исколесить край, провести множество совещаний с председателями колхозов, секретарями райкомов и другими начальствующими лицами. Я разговаривал с рядовыми колхозниками, и казаками, и иногородними. Я многое понял именно в эти месяцы, и у меня сложилось собственное понимание того, какой может быть организация нашего русского сельского хозяйства. Я потом об этом много писал и говорил. Но, как всегда, без особого успеха.

Я давно излечился от иллюзий и теперь знаю, сколь тщетны бывают наши усилия сделать что-либо полезное для страны, даже просто объяснить, сколь опасны могут быть те или иные действия. Но все равно я пытаюсь что-то понять и рассказать об этом. Стимулы к этому лежат, вероятнее всего, в подсознании, как у той самой лягушки из сказки Лафонтена, которая, попав в крынку с молоком, теоретически должна была погибнуть, но не погибла: она била лапками до тех пор, пока молоко не сбилось в масло.

Но вспомнить об этой в целом пустяшной работе, выполненной за три месяца двумя молодыми кандидатами наук из Вычислительного центра академии, мне потребовалось еще и потому, что благодаря всему происшедшему – тому, что наш компьютер побывал в кабинете у Мураховского и он об этом эпизоде рассказал М. С. Горбачеву, и тому, что впоследствии в кабинете первого секретаря крайкома стал жить компьютер, – я был официально признан специалистом по сельхозинформатике и превратился в действительного члена Сельхозакадемии.

Одним словом, сюжет, достойный великого американского писателя, но который мог произойти только в Советском Союзе.

Судьба России решается в глубинке

Я был связан со Ставропольским краем более десяти лет, до восемьдесят пятого года, по существу – до начала перестройки. И по большому счету, я очень многим обязан этому общению со Ставропольем – одной из жемчужин моей Родины. Я многому там научился и приобрел друзей. Это не менее важно.

Какая-то могучая, первозданная сила живет в этих бескрайних степях, в умном народе, в его неторопливости, трудолюбии, доброжелательности. Я легко разговаривал и с председателями колхозов, и с простыми казаками. За тарелкой хорошего борща на полевом стане или за чаркой вина собственного изготовления у кого-нибудь дома я мог задавать самые каверзные вопросы. Мне всегда говорили правду, хотя порой и слегка опасались дотошного москаля, приехавшего на крайкомовской машине. Сами они тоже любили задавать вопросы, да какие! У иного парт работника от них волосы встали бы дыбом! Но в том-то и беда партработников, что они по душам разговаривать давно уже разучились. Даже Горбачев.

Трудно мне было лишь в самом крайкоме, хотя и там я был обласкан и принят с почетом. Но и в этой трудности была своя правда, ибо и не могло быть иначе. Иначе я был бы не самим собой, и эту книгу писать бы не имело смысла. Я это тоже однажды понял.

В моих поездках по краю меня обычно сопровождал какой-нибудь «мальчик» – инструктор того или иного отдела крайкома. Мне такое сопровождение было удобно. Все дорожные хлопоты ложились на сопровождающего. А мешать – кем бы он ни был, он особенно не мешал. У моего спутника всегда находились собственные дела и собственная заинтересованность, очень далекая от моей. Все сопровождающие были на один манер. Они всегда удивлялись моим вопросам, относили их или за счет моего чудачества (что возьмешь с академика!) или моей некомпетентности. Поэтому к беседам, которые я вел, они относились обычно без всякого интереса и участия в них, как правило, не принимали. А это как раз меня больше всего устраивало. В свою очередь, и я тоже старался не вмешиваться в дела моих сопровождающих. Но такое, увы, не всегда получалось. Об одном из таких случаев я сейчас расскажу.

Однажды мы приехали в одну из больших станиц, расположенную километрах в шестидесяти от Ставрополя. Мне все было интересно. И я не торопился ехать на полевой стан, где нас ожидали. Мы проехали по широким улицам города, застроенным добротными домами, и неожиданно оказались на рынке, точнее на базаре, который назывался колхозным рынком. Мой спутник остался в машине, а я пошел побродить и присмотреться к жизни. Рынок оказался на удивление хилым, несмотря на то, что начинался виноградный сезон. Даже фруктами торговали люди, приехавшие издалека, причем «кавказских национальностей», как теперь стало принято говорить. Местных почти не было, а цены – ну, не московские, конечно, но весьма и весьма высокие. Я спросил своего сопровождающего, как такое может получаться в благодатнейшем крае, но он только пожал плечами: «Я на рынок не хожу». Закономерный ответ!