Как далеко до завтрашнего дня… Свободные размышления 1917–1993. Вехи-2000. Заметки о русской интеллигенции кануна нового века

В те годы я испытал прямое влияние своего бывшего ученика. Именно в процессе разговоров с Ю. П. Иваниловым я понял: ключ ко многим проблемам управления лежит в том, что всякая сложная система, будь то государственная или корпоративная, по природе своей всегда иерархична. И интересы (цели) разных ступеней иерархии никогда не совпадают, хотя в большинстве случаев и не противоречат друг другу.

Этими вопросами заинтересовался ныне покойный профессор Юрий Борисович Гермейер, бывший тогда в МГУ заведующим кафедрой исследования операций. И я думаю, что наша совместно опубликованная работа была первым шагом в разработке новой теории управления системами, обладающими иерархической организацией. Позднее эта работа получила новое и широкое развитие в школе Юрия Борисовича и завершилась незадолго до его кончины замечательной монографией «Теория игр с непротивоположными интересами».

Но все, о чем пока шла речь, это теория или даже, скорее, – философия. Но еще более важный вопрос: какие шаги необходимы для того, чтобы вступить в этот новый, малопонятный конвергентный мир. Причем вступить спокойно, без катаклизмов и революций. Об этом тоже шли дискуссии. Особенно много я обсуждал подобные вопросы с Ю. П. Иваниловым и Ю. Б. Гермейером, и эти разговоры во многом помогли мне сформировать мою позицию в этом сложнейшем политологическом вопросе.

Я пришел к убеждению, что наш русский, или точнее – советский, путь в постиндустриальную эпоху лежал через ликвидацию отраслевых монополий, через создание государственных, но практически независимых корпораций, способрных конкурировать на рынке. И внешнем, и внутреннем, и между собой, в частности. Одним словом, должно быть организовано нечто подобное синдикатам времен нэпа. На их фоне могла развиваться и частнопредпринимательская деятельность, без которой создание рыночных механизмов и, главное, соответствующего менталитета невозможно! Но каркас, управлемый системой государственных ивестиций, способный формировать и реализовывать государством утвержденные программы развития, было необходимо сохранить при любых перестройках. И не просто сохранить, но и усовершенствовать на основе всей той управленческой науки, которая к этому времени была развита у нас в стране. Я подчеркну – у нас в стране.

Во второй половине 80-х годов в перестроечный период я написал обо всем этом докладную записку М. С. Горбачеву и встречался с ним дважды. Конечно, эти разговоры были мимолетными, но в одной из встреч я сказал буквально следующее: пока у Вас в руках императорская власть, ликвидируйте монополию отраслей – она губит саму возможность нашего технологического соревнования с Западом. К сожалению, на эту мысль, неоднократно мной высказанную, никто не обратил внимания. Хотя я подробно об этом написал в двух своих книгах, вышедших еще при «социализме» – «Социализм и информатика» и «Пути становления».

Я убежден в том, что эти идеи не потеряли актуальности и сегодня.

Деформация общественной жизни

Я всегда очень настороженно воспринимал перестроечную деятельность М. С. Горбачева и той группы лиц, которые стояли во главе государства, и тем более той группы интеллигенции, которую теперь принято называть «прорабами перестройки».

Мы были знакомы с М. С. Горбачевым давно, с середины 70-х годов, когда он был еще секретарем Ставропольского крайкома КПСС. И его деятельность на этом поприще вызывала во мне чувство уважения: он не просто хорошо знал все, что касается края и его многогранного хозяйства, он и по очень многим другим параметрам превосходил своих коллег, занимавших в партийной иерархии аналогичное положение. А секретарей обкомов я видел на своем веку достаточно много. Да и на посту секретаря ЦК по сельскому хозяйству, когда мне тоже приходилось с ним встречаться, его суждения мне казались вполне разумными и профессионально взвешенным. Но вот во главе перестроечного процесса нашей громадной страны?

Я с грустью стал убеждаться в том, что «не по Сеньке шапка!»

Впрочем, как и у тех, кто его вскоре сменил. Я, как и все люди моего круга, понимал необходимость и неизбежность глубоких перемен. Они не могли однажды не произойти. Но теперь я подозревал, что у Горбачева и его коллег по перестройке нет ясного представления о том, какое общество они хотят видеть на финише перестроечного процесса. И что он хочет, собственно, перестраивать и зачем! Он не мог этого разъяснить народу, без помощи которого любые изменения подобного масштаба не могли завершиться успехом.

Но особенно я не доверял тем, кого тогда называли «прорабами перестройки». Они, как правило, были диссидентами, т. е. разрушителями. И в большинстве своем преследовали свои личные цели. Я их органически не принимал, ибо всегда искал конструктивные решения, и избегал с ними контактов. Если говорить откровенно, то я был «генетическим оппортунистом».