Как я год жила по Библии

Я определенно принадлежала к категории скромниц: не носила мини, дала клятву воздержания и все такое прочее. И все же, когда пастор говорил о Книге Исаии и на коленях у меня лежала Библия, порой я отвлекалась от обличений и прорицаний, обращенных к Израилю, и начинала листать предыдущий раздел. Что же находила я там, в самой сердцевине Святого Писания?

Мирровый пучок – возлюбленный мой у меня, у грудей моих пребывает.
О, ты прекрасен, возлюбленный мой, и любезен! и ложе у нас – зелень…
Как ты прекрасна, как привлекательна, возлюбленная, твоею миловидностью!
Этот стан твой похож на пальму, и груди твои – на виноградные кисти.
Подумал я: влез бы я на пальму, ухватился бы за ветви ее;
и груди твои были бы вместо кистей винограда,
и запах от ноздрей твоих, как от яблок…

Песн 1:12, 15; 7:7–9

Красная, как помидор, я поскорее возвращалась назад, к Исаии – и старалась не думать о том, что вон тот неуклюжий парень на соседней скамье, если присмотреться, выглядит не таким уж неуклюжим.

«Но как такое может быть в Библии? – недоумевала я. – А пастор знает, что оно там? А родители знают? А Бог? Он знает, что прямо в церкви, во время службы, я думаю о… о… кистях винограда?»

Как видно, не меня одну смущали эти строки.

Песнь Песней – книга, в которой ни разу не упоминается Бог, молитва, богослужение или религия – по числу комментариев и толкований соперничает с Книгой Бытия и Псалтирью. Восемь глав этой книжечки между Экклесиастом и Книгой Исаии – не что иное, как страстная и волнующая поэма о любви, романтический обмен репликами между прекрасной Суламифью и ее возлюбленным. По-еврейски Песнь Песней носит название «лучшая», или «превосходнейшая из песен».

Поэма насыщена образами времен царствования Соломона, однако большинство ученых, основываясь на лингвистических данных, полагают, что она была написана позднее, а отсылки к Соломону в названии и в упоминании его царства сделаны автором, чтобы привязать свое произведение к этой славной эпохе в истории Израиля. Я привыкла думать, что главный герой поэмы – сам Соломон, но, по всей видимости, это не так. Что ж, оно и к лучшему. Мало что так мешает наслаждаться стихами о любви, как знание, что их герой впоследствии завел себе гарем.

Иудейский философ Саадия Гаон говорил: «Знай, брат мой, что в истолкованиях Песни Песней ты найдешь величайшие разногласия. Поистине, Песнь Песней подобна замку, к которому потеряны ключи»[63].

В самом деле, когда читаешь комментарии на эту библейскую книгу, иногда кажется, что комментаторы не считали нужным чем-либо стеснять свое буйное воображение.

С одной стороны, от Средних веков тянется традиция толковать Песнь Песней сугубо аллегорически, понимая близость между мужчиной и женщиной как любовь между Христом и Церковью. Такое понимание требует большой экзегетической ловкости, и здравый смысл в этих упражнениях явно лишний. Так, по Оригену, груди девы, которые жаждет сжать в ладонях ее возлюбленный – это Ветхий и Новый Завет. Другой средневековый комментатор добавляет: губы, которые он жаждет лобзать – без сомнения, святое причастие. А святой Бернард заключает, что ложе, на которое опускаются влюбленные – не что иное, как решения церковных Соборов.

Ну да, конечно. А «Плейбой» – журнал по кролиководству.

С другой стороны, некоторые современные читатели воспринимают эту книгу как эротику, плавно переходящую в порнографию, и всем ее метафорам придают фрейдистский смысл. Некоторые пасторы доходят до того, что видят в Песни Песней какую-то христианскую камасутру. Такой подход принял пастор Дрисколл – и уверяет, что именно ему обязан успехом своих ранних проповедей.

«Основную часть моих слушателей составляли студенты, – пишет он в своих воспоминаниях, – а о чем постоянно думают молодые неженатые люди, если не о сексе? Так что я взял быка за рога – начал произносить проповеди на Песнь Песней… Каждую неделю я превозносил добродетели брака именно так, как описаны они в этой книге: говорил и о прелюдии, и об оральном сексе, и о священном обнажении, и о сексе на свежем воздухе… Это очень нам помогло: ведь не часто встретишь пастора, спокойно произносящего с кафедры слова “член” или “оральный секс”! Не успеешь сказать “шест для стриптиза в спальне”, как твоя аудитория начинает стремительно расти»[64].