Как я изобретал мир

Кабель линии Мальта – Александрия стал первым кабелем, подвергнутым системной проверке и контролю во время всего цикла изготовления, оказавшимся в результате полностью освобожденным от дефектов и после укладки прослужившим довольно долгое время. Такой рациональный контроль стал возможен благодаря точной описанной выше единице сопротивления; нашим составленным в соответствии с весом шкалам сопротивления, позволявшим быстрое выражение нужного сопротивления в единицах ртутного столба; нашим существенным улучшениям методов исследования и измерительных инструментов. Для исследования влияния, оказываемого на кабель высоким давлением в глубинах моря, были построены закрывающиеся стальные резервуары и замерена изоляция находящегося в них под сильным давлением кабеля. При этом подтвердился уже наблюденный нами во время укладки кабеля в Красном море факт, что изолирующие свойства гуттаперчи увеличиваются с повышением давления, и соответственно была установлена возможность глубоководной укладки подводного кабеля. Затем мы разработали таблицы уменьшения изоляционных свойств гуттаперчи, каучука и других изоляционных материалов в зависимости от повышения температуры, а также таблицы способности к распределению этих изоляторов – электростатической индукции. Наши опыты показали, что здесь каучук и его смеси с гуттаперчей намного превосходят гуттаперчу. Это обстоятельство заставило нас осуществить расширенное исследование по достижению хорошей изоляции проводов с помощью каучуковой оболочки, которое, однако, не привело в полной мере к ожидаемым практическим результатам.

Сообщенный нами Британской ассоциации в 1860 году доклад «Обзор принципов и практического способа проверки подводных телеграфных линий на состояние проводимости» охватывал главные результаты наших исследований и стал основой впоследствии повсеместно принятой системы проверки кабеля и определения дефектов. Однако несмотря на эту публикацию на английском языке и мое изданное на французском языке выступление в Парижской академии наук в 1850 году, в котором также содержалось описание методов определения дефектов, ученые и изобретатели только в некоторых случаях считались с ними, заново изобретая и публикуя указанные выше методы с небольшими изменениями. Я не стану воздерживаться здесь от этого замечания, так как желаю, чтобы история развития электротехники перестала фальсифицироваться. Поводом к этому моему замечанию послужила недавно вышедшая, старательно адаптированная книга Э. Вюншендорфа под названием «Трактат о подводной телеграфии». Уже в начале данного труда первооткрыватель электрической телеграфии, немец, доктор Зёммеринг[179] называется «русским профессором», проложившим под Петербургом и в 1845 году под Парижем подводные провода и ставшим тем самым изобретателем подводной телеграфии. Даже если речь идет о всего одной бросающейся в глаза в историческом произведении подмене немецкого доктора Зёммеринга жившим намного позже немецким же профессором Якоби, тем не менее следует заметить, что эти и подобные проекты подводных телеграфных линий до 1847 года должны рассматриваться как фантазии автора, не имеющие ничего общего с существовавшими подземными линиями.

Только мои бесшовные, опрессованные гуттаперчей кабели решили проблему создания подземных и подводных телеграфных линий, а проложенные мной в 1848 году провода для подводных мин в Кильской гавани и армированный железом кабель на дне Рейна у Кёльна весной 1850 года стали практической основой подводной телеграфии. Так немецкая фамилия француза Вюншендорфа, возможно, внесла вклад в пронизывающее все произведение неуважение к заслугам Германии!

Глава 8 Общественная деятельность

В последней главе, посвященной моей деятельности, отсутствуют еще два события, имевшие для меня огромное значение.

В 1859 году[180] я стал членом коллегии старейшин берлинского купечества, являвшейся одновременно торговой палатой маркграфства Бранденбург. Выборы проходят поименным голосованием всех торговых и промышленных фирм и потому являются особым знаком отличия. С их помощью мне удалось получить более тесные личные контакты с берлинскими промышленниками.

В 1860 году к пятидесятилетию Берлинского университета я был удостоен звания почетного доктора факультета философии. Присвоение звания почетного доктора в родном городе Берлине порадовало меня прежде всего тем, что я смог увидеть в этом признание моих научных достижений и что благодаря этому вступил в некоторой степени в коллегиальные отношения со своими друзьями-учеными.

Далее я хотел бы немного подробнее коснуться моей политической деятельности, сильно занимавшей меня в последующие годы.

С юных лет меня терзала разобщенность и беспомощность немецкой нации. Это чувство возникло во мне и моих братьях-погодках во время жизни в малых и средних государствах, в которых непосредственно следующий за объединением государства патриотизм не мог найти себе плодородной почвы, как это было в Пруссии, чему способствовала ее славная история.