Как я отыскал Ливингстона

Это был идиотский ответ на заботливые вопросы; человек даже сумасшедший сочинил бы что-нибудь поумнее, и не путался бы так, как мой бедный Фаркугар. Он начинает, например, свое послание словами: «все благополучно», тогда как следующие затем слова ясно показывают, что все у него не в благоприятном виде. Во-первых он ссорится с кирангоци и отсылает его. Мгванайскому воину, по имени Джума провожавшему по моему распоряжению пятый караван, он дает по его просьбе два тюка мерикани ценою в 150 золотом, или в 150 доти, на которые можно бы прокормить караван в 50 человек на пути из Багамойо до Унианиембэ. Затем он пишет: «вся каника вышла» — что показывает также его крайнюю нерачительность. Короче сказать, письмо его было для меня непостижимо; из него я вывел одно только заключение, что Фаркугар человек бешено-сумасшедший, в чем я окончательно убедился по прибытии в деревню Киоро. Представьте себе мое удивление, когда я увидел, что он раскинул свою палатку на куче козлиного навоза, тогда как вблизи лежали места гораздо удобнее и здоровее. Услышав мой голос, Фаркугар, качаясь, вышел ко мне из палатки. С удивлением взглянул я на его раздутые щеки, нос и ноги удивительной величины (вроде слоновых) и приписал все это болезни «арабской проказе», или водяной. Лицо его было смертельно бледно, что больше произошло, как меня уверили его люди, оттого что он в продолжение двух недель не выходил из своей палатки.

Тотчас же я велел расположиться лагерем на прекрасном холме, освежаемом легким прохладным ветерком, и в виду которого лежала вся Киоро.

Когда палатки были раскинуты, животные развьючены, и все меры для спокойной и безопасной стоянки приняты, четыре человека внесли Фаркугара в мою палатку, так как он не в силах был пройти разделяющее нас пространство. На вопросы мои о причине его болезни, он лаконически отвечал «не знаю», причем уверял, что не чувствует никакой боли, а между тем, все-таки думает, что она у него повсюду. Например, я спросил у него: не чувствуете ли вы иногда резкую боль в правом боку?

— Да, я думаю, что чувствую, но не знаю.

— А над левым боком не чувствуете ли вы иногда частое трепетанье, сопровождаемое одышкой?

— Да, я думаю; я знаю, что я иногда скоро дышу.

Он не страдал запором, но уверял меня только, что его сильно беспокоят ноги, распухшие до невероятности, при этом, имея лошадиный аппетит, он чувствовал в них необыкновенную слабость.

Из краткого описания Фаркугаром своей болезни я не мог вывести никакого заключения, почему обратился за помощью к медицинской книге, находившейся при мне; в ней я вычитал, что опухоль ног или какой другой части тела, может произойти от болезни сердца, печени или почек; но так как желудок Фаркугара был в исправности, то я мог единственно отнести болезнь его к арабской проказе, или водяной, свойственной занзибарскому краю. Но я не знал, как приняться за лечение человека, который не знает наверное, что болит у него: голова, спина, ноги или бок.

Найдя наконец, что болезнь Фаркугара не требует моего присутствия, и что от него не добьешься путного слова о его расходах и путешествии, я оставил его и уселся у входа в палатку, чтобы сколько-нибудь выяснить себе дикие слова больного; но труд мой не увенчался успехом. Разговор больного был так смешан, загадочен и запутан, что я не находил в его словах никакой существенной связи. Это был хаос слов, в котором постоянно повторялось только: «сукно, бисер, бисер, сукно» и т.д., а что такое сукно, и что такое бисер — Бог весть; сколько он издержал того и другого тоже трудно было разобрать. Единственный путь разузнать все состоял в том, чтобы пересмотреть отдельно каждый тюк сукна и связки бисера к сравнить их со списком вещей, выданных третьему каравану.

При снаряжении караванов я приказал, чтобы каждый из них, перед отправлением из Багамойо или какой бы то ни было части берега во внутренность страны, был снабжен сукном и бисером на четыре месяца, не считая сукна, которым надо заплатить дань в Угого, и необходимого для собственных потребностей.

Караван же Фаркугара был снабжен мною еще лучше, чем следовало, но, благодаря непроходимой глупости проводника, он, пройдя небольшое пространство, оказался в самом бедственном состоянии. Караван состоял из 23 человек и 10 ослов, навьюченных с 120 доти мерикани и каники, 36 фунтами смешанного бисера и, кроме того, почти 100 доти сукна, которое поручил Фаркугару довести до Унианиембэ. Так как в 120 доти заключается 250 шукка, а на одну шукку средним числом можно приобресть 25 кубаба хлеба, то, считая кубабу обыкновенной порцией каждого человека в сутки, очевидно, как аксиома, что 240 шукка должны были бы хватить на содержание каравана Фаркугара на 8 месяцев, тогда как путешествие мое могло продолжаться не более 120 дней.