– У меня тоже была послеродовая депрессия. – Я поднимаю глаза, но она не смотрит на меня. Кэрол говорит не со мной, а со светильником, свет которого уходит вверх, с вазой на угловой полке, с чем угодно, только не со мной. – После рождения дочери. Я смотрела на нее и ожидала прилива любви, о котором читаешь в книгах. Она спала и не казалась мне красивой. Она была вся сморщенная, с вытянутой головой – ей щипцами помогали родиться. Мне не хотелось брать ее на руки и прижимать к себе, как должна нормальная мать. Я думала, она выглядит ужасно.
Наконец Кэрол смотрит на меня. В глазах стоят слезы.
– Я никогда никому это не рассказывала. Хотя я обращалась за профессиональной помощью, мне стало лучше, и я очень люблю свою маленькую девочку, я все равно никогда не признавалась ни одной живой душе, что считала ее самым уродливым ребенком, которого мне доводилось видеть.
– Кто-нибудь это заметил? – спрашиваю шепотом.
– Мой муж. – Она яростно теребит выбившуюся нитку из пледа. – Но не сразу. Для всех остальных она была идеальной. Все говорили: какой замечательный ребенок! Но только не для меня… Каждый раз, когда я брала ее на руки, она плакала и плакала. Потом я узнала, что она чувствовала молоко: ей хотелось есть, как только она оказывалась рядом со мной, поэтому и плакала. Но тогда я думала, что она меня ненавидит. Она смотрела на меня своими огромными голубыми глазищами, а я чувствовала себя такой виноватой из-за того, что не могу любить ее, как все остальные.
– И что было дальше?
Кэрол снова отворачивается, делает небольшой глоток чая.
– Мой муж уехал на один день, оставив нас вдвоем, и с той минуты, как он вышел из дома, она кричала. Я ничего не могла сделать, чтобы дочь замолчала. Я так устала – фактически не спала ночью, потому что кормила ее каждые два часа и просто не могла это выдержать. Я положила ее в детской и просто слушала, как она плачет, сидя кучей на полу у входной двери. Когда муж вернулся, он не смог попасть в дом: я, свернувшись, лежала у двери. Ему пришлось выбить дверь черного входа, потому что я оставила ключ в замке. Он сразу же отвез меня к нашему врачу, и тот диагностировал послеродовую депрессию.
Кэрол смотрит мне прямо в глаза.
– У вас было точно так же?
– На самом деле, я не помню, – признаюсь я, усаживаясь и стараясь не смотреть на коробку на краю стола. – После случившегося врачи задавали мне самые разные вопросы. Я устала, была в раздражении, нервничала? Ответ на все эти вопросы: да. Я была измождена и пребывала в раздражении большую часть времени. После рождения Дилана к нам приезжало столько гостей – мои тети, соседи. У меня возникло ощущение, будто я первая женщина на земле, родившая ребенка. Они неожиданно появлялись в любое время, и у меня было желание наорать на них всех, чтобы они убирались вон и оставили нас в покое. Я ненавидела всех. Но я не помню, чтобы когда-нибудь ненавидела Дилана. Это странно, потому что пару раз я сказала: «Ну почему ты не заткнешься? Я тебя ненавижу!», но у меня не было этой ненависти, даже когда слова вылетали у меня изо рта.
Я впервые говорю об этом, раньше никому в этом не признавалась. Наверное, потому что Кэрол только что сказала мне одну из самых худших вещей, которые ты можешь сказать о себе. Я чувствую – если кто-то и сможет меня понять, то это она.
– Помню один их тех случаев, когда он никак не засыпал. У меня на руках спал, как ангелочек, был такой спокойный, но стоило мне положить его в кроватку, как он начинал кричать. Я хотела только принять душ. Я не спала всю ночь. Плакала, умоляла его – ничего не помогало. И тогда я сказала: «Лучше бы ты никогда не родился». Но на самом деле я никогда не имела в виду ничего подобного. Звучит глупо?
– Нет, – качает головой Кэрол. – У меня тоже были такие ощущения после того, что я говорила.
– Но бывали и другие дни, когда мы вместе играли, или он спокойно спал. Я сидела у его кроватки, смотрела на него, и мне казалось, если я не буду на него смотреть, то он исчезнет, как сон. В те минуты я так сильно его любила, что боялась остановки сердца.
– Биполярное расстройство.
– Да, они так и говорили. Но не только биполярное расстройство, – признаю я. – Еще и послеродовой психоз. Это настолько серьезно, что начинаются галлюцинации. То все хорошо, то настроение портится. Меняется буквально за одну минуту. Становишься параноиком, подозрительной, словно находишься в каком-то выдуманном мире.
Звучит так, словно я цитирую информацию с медицинского сайта, потому что так оно есть. Я столько всего могу рассказать на эту тему.
– Вы что-то подобное чувствовали?
– Не помню. Но есть еще один симптом. Вы можете поверить, что ваш ребенок дьявол, он – зло и собирается причинить его вам. И вы что-то с ним делаете, потому что считаете, будто другого выбора у вас нет: не вы его, так он вас.
– И вы это чувствовали?