Как я тебя потеряла

– Да, он меня поддерживал. – Я снова вижу папино лицо, когда председатель коллегии присяжных произнес это слово. Виновна. – Больше, чем я того заслуживала. И он не бросил меня даже после того, как меня отправили в «Окдейл». Он день за днем сидел перед зданием. В конце концов через шесть недель он сдался и перестал приходить.

Я одновременно испытывала огромное облегчение и разочарование. Он продержался дольше мужа, но в конце все равно сделал то, что я предполагала. Что сделали все остальные люди из моей прошлой жизни. Он сдался и бросил меня, оставив альбом у надзирателей.

Я не рассказываю Нику все. Не рассказываю о том, что надзиратель, которому мой отец передал альбом, отказывался отдавать его мне – я никогда не была «мила» с ним, чтобы заслужить привилегии. Мы в «Окдейле» были между молотом и наковальней: если я не жаловалась, он знал, что может относиться ко мне, как заблагорассудится, и без оказания сексуальных услуг я никогда не увижу то, что мне оставил папа. Если же я пожалуюсь старшему надзирателю, то на мне будет клеймо доносчицы, и уже остальные сотрудники сделают мою жизнь невыносимой. Я не собираюсь рассказывать Нику, как получила альбом: одним прекрасным утром в нашу палату зашла Кэсси и просто вручила мне его, не говоря ни слова. Кэсси ни разу не пожаловалась из-за того, что на протяжении целых трех лет я не смогла заставить себя его открыть. Это еще одна вещь, о которой я ее никогда не спрашивала, это еще один мой долг ей. Я стольким ей обязана и никогда не смогу с ней расплатиться.

Я хотела, чтобы папа забыл обо мне, притворился, будто у него никогда не было дочери и внука. Я не могла даже думать о его еженедельных посещениях, о том, что ему придется терпеть во время проводимого надзирателями обыска – доблестными тюремными стражами, большинство из которых обожали издеваться и запугивать. Я представляла, с чем ему придется столкнуться на работе, в пабе и гольф-клубе. Там ему ежедневно будут напоминать, что его дочь – убийца. Это и так будет трудно, без дополнительного позора, когда нужно сидеть напротив меня с другой стороны стола и говорить о погоде или о том, что наша соседка Джин сделала с бегониями.

В последние четыре года я думала о папе по крайней мере два раза в день. Я гадала, чем он занимается, справляется ли он, все ли у него в порядке. Я так старалась о нем позаботиться после смерти мамы, чтобы он не впал в депрессию и ему не было очень скучно. Кто-то делал это после того, как меня посадили? Или ему позволили погрузиться в его собственный маленький мирок, в котором я виновна во всем, что пошло не так в его жизни? Он возненавидел меня во время моего отсутствия? Я это заслужила.

Ник слушает мой рассказ не перебивая и берет меня за руку, когда я начинаю молча плакать.

– Если твой отец всегда тебя поддерживал, зачем ему сейчас так мучить тебя? – удивляется он, разговаривая скорее сам с собой, чем со мной.

– Не знаю. Но это одеяльце – одна из тех вещей, которые я просила его сохранить для меня перед началом судебного процесса. Я и подумать не могла, чтобы оно отправилось в какую-нибудь благотворительную организацию или, хуже того, его просто выбросили. Эта мысль была для меня невыносима! Никто другой не мог послать его мне, никто.

– Это должен знать твой отец, – разумно заключает Ник. – Он должен понимать: ты поймешь, что его прислал именно он. Я практически ничего не знаю про твою семью, но это не похоже на дело рук старика с разбитым сердцем. Откуда он мог узнать, где ты живешь? Судя по тому, что ты рассказала, он не относится к тем типам, которые стали бы тебя выслеживать, сидя в кустах у дома.

– Не знаю, – повторяю я, напоминая заезженную пластинку. Не представляю, что еще можно сказать.

– Твой отец мог кому-то отдать одеяльце? Это очень важно, Сьюзан. Подумай, пожалуйста.

Его голос звучит напряженно, в нем слышится необходимость все выяснить. Мне становится немного не по себе. Не слишком ли близко к сердцу он это принимает? Это не его горе. У меня на совести окажется еще одна испорченная жизнь? Еще одна сломанная карьера, еще один мужчина в плачевном состоянии?

Я молчу, а Ник продолжает:

– Я думаю, тебе нужно встретиться с отцом, Сьюзи.