Ник переворачивает еще пару страниц. На этот раз я вижу заключение другого врача. Эти имя и фамилию я не знаю – доктор Ингрид Томпсон. Ощущаю гораздо большее беспокойство, просматривая этот документ:
На этом документе стоит дата 30 июля, через семь дней после смерти моего сына.
– Что думаешь? – спрашивает Ник, и я никак не реагирую.
– Это было представлено как одно из доказательств на судебном процессе, – наконец вспоминаю я. – Она, доктор Томпсон, там присутствовала, выступала свидетелем обвинения. А почему доктора Чоудри не пригласили, не выслушали его мнение? Я его не видела или не помню.
– В пометках твоего адвоката указывается, что доктор Чоудри был ненадежным свидетелем. Обвинение вполне могло высказать предположение, что он своим заключением прикрывает свою задницу. Ищет оправдания тому, что пропустил у тебя депрессию, когда осматривал в послеродовой период. Адвокатесса посчитала, что его показания скорее навредят, чем помогут.
– Наверное, она была права, – медленно говорю я, перечитывая заключение доктора Томпсон. – Но такие комментарии… Конечно, я была в шоковом состоянии, только что лишилась сына. Как я должна была себя вести?
– Похоже, работали не очень тщательно, – соглашается Кэсси. – Мы так… Я хотела сказать, что тоже так подумала. Диагноз одного специалиста всего после одной встречи с тобой. Похоже, все делалось поспешно.
– Косвенные улики, – предупреждает Ник. – Давайте не будем уходить в сторону. Нам нужно решить, что делать дальше.
– Больше ничего нет? – спрашиваю я, пролистывая оставшиеся страницы.
– Я не заметила, но тебе самой нужно все это прочитать, может, обратишь на что-то внимание. Подожди, у нас еще кое-что есть.
Кэсси в возбужденном состоянии вручает мне небольшую папку со словами «Доктор Райли», написанными карандашом на обложке. Внутри заметки журналистов об исчезновении доктора Райли, интервью с его друзьями и членами семьи, заявление жены, данные о финансах. Все пришли к одному и тому же выводу: у доктора Райли не было оснований сбегать или кончать жизнь самоубийством. Он был счастливым человеком, у него была хорошая семья, никто не смог найти никаких любовниц, две маленькие дочери, нет финансовых проблем. Его жена сказала журналисту, что он был очень тихим в последние две недели, но ничто не указывало на то, что случилось. Он исчез без предупреждения!
– Мне казалось, ты был тем журналистом, который освещал это дело, – поворачиваюсь я к Нику в замешательстве. – Это не твои заметки.
– Я только написал статью, – объясняет Ник. – В этом случае я не собирал материал, не бегал по интервью. – Я вопросительно смотрю на него. – Думаю, нам следует встретиться с миссис Райли.
Я качаю головой.
– Ни в коем случае. Я уже вытянула на поверхность прошлое многих людей. Последнее, что требуется миссис Райли – это наше появление у нее на пороге с дикими теориями заговора о смерти ее мужа.
– Я уже говорил с ней, – удивляет меня Ник. – Она будет рада с нами встретиться. Говорит, что уже давно пора хоть кому-то начать задавать вопросы об исчезновении мужа.
– Она считает, что это не самоубийство? – спрашиваю я, не подумав об этом варианте. – Если его убили, то нам явно будет угрожать серьезная опасность, если мы начнем копаться в этом деле?
– Я считаю, мы уже давно «копаемся». Но нет, я думаю, она приняла версию самоубийства, только не нашла объяснений, почему он это сделал – тех, которые бы ее удовлетворили.
– И она считает, что мы можем предоставить ей эти объяснения?
– Я думаю, она одинокая женщина, а твой друг мистер Уайтли, который здесь присутствует, умеет очень хорошо разговаривать по телефону, – встревает Кэсси.
– Это так? – уточняю я, обращая внимание на использование местоимения «твой» вместо «наш». – Флиртовал, чтобы добиться интервью?
– Всеми возможными способами, – отвечает Ник, прижимает правый кулак к сердцу, а тремя пальцами левой рукой салютует мне. – Это журналистский девиз.
– Когда идем?
– Завтра.
Как я понимаю, момент самый подходящий.
– Но это не самое главное, Сьюзан. – Кэсси берет меня за руку. – Есть кое-что еще. Очень важное.
Она смотрит на Ника, который не может встретиться глазами ни с ней, ни со мной.
– Что? В чем дело? Что случилось? – У меня внутри нарастает паника, к горлу подступает желчь.
– Это все он. Я ему говорила, что ты дико разозлишься. Я сама пришла в ярость, когда он мне это сказал, но теперь я понимаю, что все к лучшему, хотя действовать нужно было у тебя за спиной, а это нехорошо.