Как я тебя потеряла

Мне трудно в деталях слушать про тот день, когда я лишилась сына, сложно, когда эти детали с такой легкостью пересказывает бесстрастный наблюдатель. Кэсси переглядывается с Ником, и это вызывает у меня раздражение. Это происходит очень быстро, но недостаточно быстро, чтобы я не заметила и не поняла, что это означает. Они явно ожидали от меня подобной реакции. Я решаю, что мне гораздо больше нравилось, когда они не могли терпеть друг друга.

– Мы думали, для тебя это будет слишком тяжело, – продолжает она все еще мягким тоном, словно разговаривает с ребенком. Это «мы» становится последней каплей. Она произнесла его уже добрую сотню раз после того, как вернулась. Я срываюсь.

– О, мы думали, мы сделали, не правда ли? – рявкаю я, резко поворачиваясь к подруге, забыв, что пару секунд назад сама признавала, что мне не справиться.

– Знаешь, мы просто думали, что для тебя это может оказаться трудно – заново переживать случившееся.

– Какая мы сегодня милая парочка, не правда ли? Только вчера ты хотела разбить ему голову картинной рамой. Есть еще какие-то мысли о моем душевном состоянии, доктор Рейнольдс?

Кэсси шокирована и довольно сильно обижена. Ник просто с интересом за мной наблюдает. От отсутствия у него реакции я злюсь еще больше. Нужно признать, сейчас это не сложно.

– Не расстраивайся, Сьюзан, – умоляет Кэсси. – Мы… Я хотела сказать: я просто беспокоюсь за тебя, знаешь ли, с твоим прошлым…

Она достаточно хорошо меня знает, чтобы мгновенно понять, что сказала не то.

– Моим прошлым? – Я практически кричу. – Каким прошлым, Кэсси? Депрессией? Или, может, тем, что я убийца? Ну, тебе следует все об этом знать, не правда ли? Если уж мы говорим про прошлое. В конце концов, не я хладнокровно планировала убийство своего мужа, потому что он с кем-то там переспал.

Кэсси и Ник шокировано молчат. Мне следовало бы понять, что я веду себя как сука, и Кэсси не заслужила такого отношения. Но знание этих двух фактов меня не останавливает. Нет, меня уже понесло.

– Ну так что, подруга? Что тебя так сильно беспокоит? Я-то думала, мы пытаемся доказать, что я не убивала своего сына в депрессии и ярости. Или ты просто пытаешься меня развлечь?

– Достаточно, Сьюзан, – обрывает мою тираду низкий голос Ника, и я замолкаю, как непослушная школьница, которую отругал директор. Когда я вижу, что Кэсси готова расплакаться, мне внезапно становится стыдно.

– О боже, прости меня, Кэсс, – извиняюсь я. – Не знаю, что на меня нашло. Прости.

Кэсси реагирует так, как и должна лучшая подруга, она улыбается. Иногда трудно поверить, что эта добрая, преданная женщина сделала то, что сделала.

– Нет, это ты меня прости, – говорит она, подходит к стулу, на который я рухнула, и обнимает меня. – Я сказала глупость. Ты хочешь продолжать или прекращаем?

– Нет, не прекращаем, – твердо заявляю я. – Вы оба сегодня приложили столько усилий, и я хочу узнать, что вы обнаружили. Боже, как бы я хотела, чтобы это все закончилось, но единственное, что остается – это двигаться вперед.

Кэсси испытывает облегчение от того, что я успокоилась, Ник так и молчит. Гадаю, не думает ли он, что проще считать меня страдающей от маниакально-депрессивного расстройства. Я точно веду себя, как человек с таким диагнозом. Он ждет секунду, вероятно, хочет убедиться, не слечу ли я снова с катушек, потом склоняется ко мне, переворачивает несколько страниц, пока перед моим носом не оказывается заключение врача.

– Что здесь говорится? – спрашиваю я, просматривая страницу. Ник не отвечает, просто ждет, когда я все прочитаю сама.

Это справка, выданная моим бывшим участковым врачом, доктором Чоудри. Датирована 13 августа 2009 года, после смерти Дилана прошло всего три недели. Мне бросаются в глаза отдельные фразы: «Миссис Вебстер демонстрировала обычную обеспокоенность из-за медленного набора веса ее сыном… никаких симптомов депрессии, на нее ничто не указывало… маловероятно, что она страдала от послеродового психоза… никаких признаков галлюцинаций или нарушений мыслительного процесса…»

Я поднимаю глаза на Ника.

– Что это значит? Почему это не использовалось в суде? Он говорит, что у меня не было депрессии.