Как испортить жизнь волшебством

Над нашими головами сияли уличные фонари, отбрасывая в траву густые тени. Но тени в парке меня совсем не пугали – в отличие от теней в моей спальне, которые вызывали у меня кошмары, когда я был маленьким. В тенях моей спальне кишели монстры, а здешние тени были наполнены возможностями. Тысячи разных путей, скрытых от случайного взгляда, только и ждущих, когда ты наберёшься смелости, чтобы узнать, что ждёт тебя за поворотом.

– Когда твои родители разошлись? – спросила Элизабет, возвращая меня к реальности.

– Когда мне было три. – Может, это и должно было меня расстраивать, но не расстраивало. – Когда они с моей мамой только встретились, папа ненавидел большие корпорации. А потом у них появился я, и его начали интересовать только деньги. Чтобы отправить меня в частную школу, а потом в Гарвард, и всё такое. Маме не нравилось, что он только и делал, что работал. Папе не нравилось, что она совсем не думала о деньгах. И тогда всё закончилось.

– Печально, – прошептала Элизабет. – Жалко, что они разошлись из-за каких-то идиотских денег.

– Скорее, из-за идеалов, чем из-за денег. – Я провёл рукой по волосам. Господи, как мне хотелось в душ. Когда ты только и делаешь, что поджигаешь вещи и убегаешь от смерти, начинаешь тосковать по благам цивилизации.

– Всё равно жалко, – вздохнула Элизабет. Она повернулась ко мне и заглянула мне в глаза. И знаю, это прозвучит глупо, но мне показалось, что она впервые увидела меня. Не сына любимой учительницы. Не умного паренька, который сидит рядом. Меня. Порождение тёмного парка, бутылки Джемесона и развода. Человека, родители которого друг друга не выносят, но которому на это плевать. Меня, который спалил папину квартиру магическим огнём, однако считает, что самая удивительная вещь, которая случилась с ним за последний год, – это то, что он сидит на скамейке рядом с Элизабет Уик. Мгновение мы смотрели друг на друга.

До этой скамейки я ненавидел слово «мгновение».

Оно всегда казалось слишком безличным. Слишком романтичным. Как будто меру времени перепутали с состоянием бытия и попытались вылепить из этого что-то, поддающееся количественной оценке. Но как только мгновение случается с тобой, ты тут же понимаешь, что это такое на самом деле. Потому что тогда мир останавливается, и магия больше не имеет значения. И ты не боишься быть наедине с Элизабет, не боишься Эрика, или магии, или даже того, что мгновение закончится и никогда больше не вернётся. Время замирает, а ты просто сидишь и упиваешься красотой самой прекрасной девушки на свете. И это мгновение прекрасно.

– Я вам не помешал?

Я ахнул, потому что над нами, уперев руки в бока, стоял Девон с выражением осуждения на лице.

– Потому что если я вам мешаю, я могу уйти. Пустяки, я ведь не бегал, как угорелый, по всему городу, чтобы сбросить хвост из магического кафе. И не добыл жизненно важную информацию о дьявольском телефоне, стремящемся уничтожить Манхэттен. Так что я просто пойду. А вы, ребятки, продолжайте смотреть друг другу в глаза.

Жар затопил мои щёки, и я был рад, что в свете уличных фонарей не было видно их пунцового цвета. Я попытался придумать что-нибудь умное и наконец остановился на: «Рад, что ты не умер, чувак», – но тут заговорила Элизабет.

– Ты уверен, что за тобой не следили?

Потому что даже после нашего мгновения в парке она всё ещё оставалась до одури практичной.

– Полностью уверен, – кивнул Девон.

Элизабет встала и обняла его – а затем отстранилась и сильно ударила в плечо.

– Никогда больше не смей так подставляться! Тебя убить могли. Нас всех из-за тебя убить могли! И ради чего?

– Я тебе скажу, ради чего. – Девон потёр ушибленную руку. – Мы узнали три очень важные вещи. Первое, леди в «Консорциуме» не знали, что Эрик потерял свой волшебный телефон. Второе, то, что он потерял телефон, серьёзно их напугало. И третье, какой-то парень по имени Таден, скорее всего, убьёт нас всех только за то, что мы знаем о существовании телефона.

– Убьёт нас? – задохнулась Элизабет.

– В это трудно поверить, но когда я упомянул телефон, белая дамочка стала ещё белее, – сказал Девон. – Не знаю, кто такой этот Таден, но, видимо, он у них босс. Или, по крайней мере, тот, кого боится их босс.

Я взглянул на небо. Где-то высоко над небоскребами горели звёзды. Затуманенные рассеянным городским светом, но всегда горящие. И выход из этой передряги был похож на звёзды. Он существовал, и он был достижим, но только если сумеешь заглянуть за пределы возможного. Господи, одно-единственное мгновение в парке – и мой мозг уже превратился в романтическую кашу. И ведь Элизабет на самом деле мной не интересовалась. В смысле, может быть. Но нет. Конечно же, нет.

– Значит, надо найти Тадена, – сказала Элизабет, когда я закончил мысленно корить себя за романтическое слюнтяйство. – И если ему нужен этот телефон, по-моему, надо просто его отдать. Мы скажем, что Эрик полный псих, и если Таден пообещает, что он оставит нас в покое, то между нами никаких обид.

Девон медленно покачал головой.