Номер мне дали хороший. Я повалилась на постель. Где-то вдалеке раздалось коровье мычание и звон их шейных колокольчиков – наверное, стадо возвращалось с пастбища. Тут же, будто им вперепев, забили колокола церковной колокольни. Я поднесла к глазам мобильный телефон, нажала на кнопку. Попутно высветились дата и время. Уже шесть часов! Что теперь делает мой Вовка? Очень хотелось позвонить, но я не стала. Ноги после кроссовок нуждались в прохладной ванночке. Все, полежу еще несколько минут – и под душ. Потом зеленый чай – на тумбочке очень кстати оказался электрический чайник, а заварку я взяла из дома – и за работу. И все это время, пока я, отдыхая, думала о Тане и Вовке, о своей несостоявшейся свекрови, об Александре и редакторе отдела, в голове у меня параллельно крутились черная Таисия со своим застрелившимся мужем, ее страшные помощницы, Лидия Васильевна, Гога, которого я никогда не видела, и учитель астрономии, представляющийся мне с самодельным телескопом и томиком Платона, церковный двор с его сиротской оградой, привалившаяся к ней бродяжка в шерстяной шапке, коровы, идущие по домам в сопровождении маленького загорелого пастуха, похожего на моего водителя, и сам водитель с желтой кепкой в своем голубом «москвичонке», похожий почему-то на голубя. И не выходила из головы девочка, настоящий талант-бриллиант, требующий оправы. И свербила мысль, что даже если оправа в виде спонсорских денег и найдется, то будет это хорошо или плохо, если беленькая эта уже рослая девочка повторит судьбу Лидии Васильевны? А если не повторит, то кто тогда, как говорил мой дед, «перехватит эстафету»? И отчего-то, думая и вспоминая все это перевиденное за день, я все-таки чувствовала себя счастливой, что, выполнив задание, завтра уеду отсюда к своему сыну, к маленькой, съемной, но все-таки обжитой квартирке не где-нибудь, а в самой Москве. И ощущала в душе и радость, и сожаление, что сама я, видимо, не способна на тяготы, которые выносят в этом городке и директор школы Лидка-артистка, и «настоятельница» Таисия. И что, несмотря на Александра, на его мамочку, на свою не устроенную пока судьбу, я все равно уеду отсюда, чтобы поехать еще в разные-разные места, дальние дали. Но все равно из них буду возвращаться не сюда и даже не к себе домой, а в мою любимую, мою дорогую, шумную и неласковую, но милую столицу…
Танька прислала мне на телефон фотографии. Вовка и ее дочурка мирно ковыряют совками в песочнице.
«Целую вас всех!» – отстучала я.
В девятом часу я оделась и снова пошла к церкви. Ворота были открыты. Женщина в черном – какая-то новая, действительно страшноватая, которую я еще не видела, будто ждала меня у ограды. Ни слова не говоря, знаком она пригласила меня следовать за ней. Мы прошли и остановились перед низким строением в глубине двора, очень похожим на обыкновенный сарай, в котором хранят дрова.
– Матушка вас ждет, – сказала женщина и исчезла.
Я постучала в дощатую дверь и, не дожидаясь ответа, вошла. Внутри оказалось на удивление мило. Чем-то напоминало постоялый двор в русском стиле. Длинный сарай был разделен на отсеки, сообщающиеся при помощи коридора, так что, проходя, можно было видеть, что находится в крошечных комнатушках. А комнатушки получились действительно крошечные. Окна имелись далеко не везде, царил полумрак, но видно было, что в келейках стоят узкие чистенькие кроватки, застеленные легкими одеялами, возле каждой кроватки разместились тумбочка и деревянный старый стул. Мебель была выкрашена в молочный белый цвет. Все это напомнило мне игрушечный кукольный дом, и если убрать разборную пластмассовую крышу, можно разглядеть, что в каждой комнатке живет своя кукла. Их комнатки различались. Одна была заставлена букетами пестрых искусственных цветов. В другой – над кроваткой в рамочках висело множество фотографий. Еще в одной я заметила разноцветные вышивки на стене и симпатичное яркое лоскутное одеяло. А в самом торце сарая был устроен кабинет. Здесь обнаружились единственный на все помещение старинный буфет, самовар, а также этажерка и письменный стол. На столе с удивлением я увидела работающий компьютер, за которым с королевским видом восседала «матушка».
– Познакомились со всеми, дочь моя? – Голос матушки и выражение ее лица сейчас изменились. Или мне это показалось в вечернем полумраке. Сейчас она разговаривала со мной так, будто действительно была некой высокопоставленной в церковной иерархии персоной и просто временно опустилась от своих высоких дел до обыденных разговоров. Вообще-то я шла не к ней, а в школу к Лидии Васильевне – мне хотелось посмотреть, что за «оргии» бывают там по вечерам. Но если уж я невольно приняла участие в этом, как мне показалось, представлении, можно воспользоваться ситуацией.
– Я хотела бы задать вам еще несколько вопросов, – не обращая внимания на ее тон, весьма буднично произнесла я в сторону Таисии и вытащила диктофон.
– Может, чайку? – живо стряхнула она с себя всю свою вечернюю важность и направилась к буфету. – С мятой? С мелиссой? Пряности только с нашего огорода.