Как ко мне сватался Ветер

Возвращаясь в особняк, Рея вела себя подозрительно тихо, будто провинилась в чём. Не отражался от стен её зычный голос, собирающий домашних к завтраку, бойкие шаги сменись робким топоточком. А доведя меня до спальни она и вовсе смущённо замялась на пороге.

— Горюшко, ты б это… — Она поправила узел на переднике, который надела первым делом, как только вошла. — Платишко вернула бы… Не моё оно. Ежели на место не положу прежде, чем хозяин спохватится, шибко осерчает.

По виду горничной можно было предположить, что мы совершили нечто чудовищное и, пока она не заговорила, я успела напридумывать страшных кар для обеих. Теперь же перевела дух: всего лишь платье!

— Конечно-конечно, — засуетилась я.

С лёгкой тоской вернула наряд, сменила его на зелёную накидку длинною до самых пят. А когда Рея, наказав маленько вздремнуть перед завтраком, чтобы не пугать господина отёкшими веками, ушла, глупо улыбнулась.

— Зелёная ночь… — пробормотала я и покружилась, повторяя хмельной танец. — Зелёная ночь!

Рея была права: если не побывал на этом празднике, считай, что веселья и вовсе не видел.

Я, не глядя, упала на кровать, раскинув ноги и руки, и немигающе уставилась на балдахин. Сна, конечно же, не дождалась: куда здесь спать?! Зато иная мысль не давала покоя.

Проклятый Хмель, как всякий доставучий сорняк, раз пустив корни, уже не шёл из головы. Его длинные пальцы в моих волосах, до сих пор распутно растрёпанных, насмешливый взгляд и губы… Боги, какие это были губы! Мягкие и горячие, ласкающие и робкие, нежные и сводящие с ума!

Я вспыхнула и резко села. Не подглядел ли кто бесстыдную фантазию?

Но в спальне не было никого, даже рассветные лучи пока не совались к окошку.

Я закусила губу, всё ещё хранящую жар чужого прикосновения. Стиснула зубы сильнее, чтобы прояснить рассудок болью. Но жар не уходил.

— Да что же это я?!

Вскочила, ринулась к столику с кувшином воды, плеснула на ладонь и умылась.

Жар не уходил.

Плотнее запахнула накидку, будто кто-то с насмешливым взглядом мог снова погладить плечи, стаскивая с них платье.

В зеркале, обрамлённая золочёной рамой, металась лохматая златокудрая девушка с раскрасневшимися от стыда ушами. Я глянула на неё осуждающе. Повернулась спиной, приспуская зелёную накидку. Метка невесты сияла золотом, и листья на лозе, казалось, вот-вот выпустят бутоны цветов. Я в ужасе прошептала:

— Что же я наделала?!

И верно. Невеста, избранница Ветра. Та, что поклялась хранить верность жениху. Ну и пусть жених уже не тот, клятва-то прежняя! А я так подло, так мерзко обманула Полоха! Разве так наставляла меня мама? Нет! Она велела слушаться господина, не поднимать глаз и не злить.

А я миловалась с незнакомцем, оправдываясь тем, что Зелёная ночь с её зельем затмила разум!

Нет мне оправдания! Ложь есть ложь!

Я ударила себя по щекам. Приказала отражению:

— Не раскисать!

Мой жених и господин оставался здесь и хранил верность, покуда я развлекалась. Раздражающий, ехидный и невыносимый Ветер!

Одинокий. Всеми покинутый.

Нахальный и холодный!

Держащий своё слово.

Решение принялось само собой. Быть может, послушайся я Рею, отдохни и выспись, нипочём не рискнула бы признаться в содеянном. Но, мучимая виной, уставшая, опьянённая пережитыми восторгами, я не смогла удержать себя.

Потуже затянула пояс и твёрдым шагом, чтобы не передумать, направилась к Полоху.

Пусть накричит! Может хоть это выбьет из моей дурной башки воспоминание о горячих ласковых губах! Пусть осерчает, пусть убьёт! Лучше страдать за правду, чем за обман…

Но поговорить с женихом тем утром не довелось. Ещё издали я услышала, как в его покоях что-то рухнуло и разбилось, а следом раздался крик:

— Старая сводня!

Так страшно Полох ещё не кричал. Да он, если подумать, не кричал на меня вовсе, обходясь едкими шутками и издевательскими комментариями. Но сегодня он был в бешенстве.

— Думала, я не узнаю платье собственной матери?!

— Та а шо, жалко, что ли? Ей, болезной, яно уже ни к чему! — из последних сил защищалась горничная.

— Кому ты его подсунула?

— А табе якое дело? Може сама надела, и шо с того?!

Полох зарычал и швырнул что-то тяжёлое на пол. Старушка охнула и выскочила в коридор, я едва успела юркнуть за занавеску.

— По лбу сябе постучи! — сварливо напутствовала она хозяина, не успев увернуться от следующего снаряда: скомканное и испачканное, в неё полетело платье. То самое, в котором я встречала Зелёную ночь. Рея подхватила его на лету, сунула под мышку и поманила Полоха: — Ну ходи сюды, неслух! Ишь, бабушку обижать вздумал! Ходи, я табе уши-то поднадеру, не посмотрю, шо ты нонче не тот малец, которого я розгами охаживала!

— Рея!

— Шо Рея, шо? Ты бабушку-то не зли! Бабушка стара, но ушатать ыш-шо могёт! Шо ты волосся топорщишь, шо ты? Ну ходи, коли не боишься!

Полох не боялся. Он бросился за Реей, и та, сообразив, что хватила лишку, припустила на кухню, под защиту сковородок и ухватов. Там-то ей никакой разгневанный господин не страшен!