Действия отдельных людей не противоположны коллективным, а предшествуют им. Поддерживая охраняемые территории в индивидуальном порядке, мы подталкиваем правительства следовать примеру. Когда мы восхищаемся дикими животными и платим за то, чтобы их увидеть, мы поощряем местные сообщества заниматься их возвращением в природу. Наше поведение влияет на соседей и становится сигналом для тех, у кого есть власть. Компании ставят перед собой высокие цели, когда это важно для клиентов. Политики принимают трудные решения, если чувствуют, что избиратели готовы с ними смириться.
Я никогда не любил протестовать. Это казалось мне каким-то нелепым занятием: кричать посреди торговой улицы, подписываться под упрощенными лозунгами, надеяться, что тебя арестуют. Точнее, так:
«Власть животным! Животных во власть!» – не очень поэтично выкрикивает парень с громкоговорителем, пока мы идем по улице. Я чувствую, как во мне вскипает цинизм. Сложно представить себе участие животных в управлении, пока чайки не получат избирательных прав, а коровы не начнут работать на Уолл-стрит. Мы – нас несколько сотен – продолжаем свой марш к Смитфилдскому рынку мяса, одному из крупнейших в Европе. В момент своего основания восемь веков назад он был расположен за пределами Лондона, чтобы заболевания оставались в пригородах. Даже в начале Викторианской эпохи он наполнял город животной жизнью и смертью: сам Диккенс описывает «непрерывно поднимающийся от туш скота жирный пар». Животных привозили поездом на лондонские вокзалы и оттуда гнали в Смитфилд. Теперь все это делают за городской чертой, а рынок занимается оптовой продажей мертвых кусков. Но даже это перестало соответствовать современному имиджу города, и вскоре торговля переедет отсюда, оставив после себя район с модными мясными ресторанами.
Мирный захват мясного рынка – первый день акции Animal Rebellion. Эта группа отпочковалась от движения Extinction Rebellion, занимающегося изменением климата. Для чего сюда пришли протестующие? Из-за кур в клетках, отбракованных коров, выброшенных на берег китов, осиротевших орангутанов? Наверное, ради всех вышеперечисленных.
Нельзя представить себе более мирного – или странного – протеста. Я спрашиваю одного из организаторов, собирается ли она ночевать в палатке. Она колеблется, а потом неловко оправдывается: «У меня кошка». Бард по имени Джилз исполняет песню, которая, как он надеется, станет «первым веганским синглом номер один». Он утверждает, что на «Фейсбуке» ее обожают.
Член Фронта освобождения животных – печально известной группы, которая в 1980-х и 1990-х годах нападала на лаборатории, где ставили опыты на животных, обращается к толпе по поводу сравнительно спокойной тактики. «Я сидел в четырнадцати тюрьмах! – начинает он не слишком оптимистично. – Но движения движутся! Движения меняются! Я не знаю, что именно сработает, но, как говорят в Бразилии, “это тоже добавьте в пиццу”». В Бразилии так не говорят, но идея людям нравится.
Становится темно и холодно. Протестующие разбивают палатки на бетонном проходе, ведущем через Смитфилд. «Если всего 5 % этих людей ее скачают…» – доносятся до меня объяснения барда Джилза. Рядом со мной пенсионерка – ей наверняка восемьдесят – в аляске и с палаткой на спине. «Я тут только на ночь», – шепчет она, а затем, как будто шокированная собственным бунтарством, добавляет: «Обычно я ложусь спать в восемь». Я сталкиваюсь с ней на следующее утро в очереди за кофе. «Отличная была ночь, – говорит она. – Я вообще не сомкнула глаз».
Я тоже не особенно спал. Мне хотелось бы похвастаться, что я стоял, распевал песни протеста и саботировал мясные склады, но, по правде говоря, дело в основном в том, что я поставил свою палатку на какой-то металлический лист. Когда кто-то проходил рядом, получался эффект качелей, и мои ягодицы подбрасывало на несколько сантиметров в воздух. Борьба выглядит очень по-разному.
Следующие две недели протестующие из Animal Rebellion занимаются офисами различных компаний, которые, по их словам, портят животным жизнь. Они рисуют на стенах граффити, перекрывают движение и мешают работе самого большого в Лондоне рыбного рынка. Двое приковывают себя к грузовику бойни, продев цепи через серьги в ушах. Когда моральный дух начинает колебаться, в интернете, как вирус, распространяется ролик с арестом протестующего в самодельном костюме брокколи. Полицейские кормят арестованных веганским чили, что признается «очень милым жестом» и прибавляет духа. Кульминация протестов – марш по Парк-лейн в костюмах фруктов и овощей. Я помню, как организатор выкрикивает: «Кто хочет быть грушей?»