Или возьмем предложение помочь млекопитающим, которыми в мире чаще всего торгуют. Панголинов – довольно очаровательных, любящих лазать по деревьям зверей – контрабандой везут из Азии и Африки, чтобы разделать на мясо и чешую, якобы обладающую целебными свойствами. «Они чудесные, милые создания. Они как будто из другого мира», – говорит Дэн Чэллендер, зоолог из Оксфордского университета, который их изучает. С 2000 года из дикой природы было взято как минимум девятьсот тысяч панголинов. Когда им что-то угрожает, они сворачиваются в шарик. При отлове их часто травмируют и бросают в мешки для перевозки, где им приходится испражняться и мочиться друг на друга, пока их – живых или мертвых – не вытащат на рынке. Все восемь видов панголинов уже под угрозой вымирания, положение трех видов критическое. Одно из предложений – начать разводить панголинов на фермах, чтобы браконьеры оставили диких животных в покое. Но большинство защитников природы отвергают эту идею. Их беспокоит, что легальная торговля приведет лишь к росту спроса. Поскольку браконьерская охота по-прежнему будет обходиться дешевле, чем разведение, диких животных начнут выдавать за фермерских с помощью поддельных документов. И конечно, если одомашненные коровы и куры на фермах страдают, остается только посочувствовать панголинам, которые, видимо, испытывают стресс в неволе. Аналогичные предложения легализовать торговлю рогами носорогов тоже окончились ничем: один южноафриканский фермер вывел полторы тысячи особей в надежде на легализацию этого бизнеса, но прогорел. Группа ученых придумала другое решение – продавать поддельные рога из конского волоса. В целом защитники природы более склонны бороться с инвазивными видами и торговлей введением законов, а не инновациями. Здесь они по одну сторону фронта с борцами за права животных, которые не хотят видеть, как животных перевозят или разводят на фермах.
Сочетание продвинутых технологий и коллапса окружающей среды в итоге подтолкнет нас к решениям, вынуждающим рисковать жизнями отдельных особей во благо вида в целом. Из-за климатических изменений животные теряют свои экологические ниши и перестают «принадлежать» к конкретному месту. Как мы уже видели, чтобы это предотвратить, лучше всего создавать защищенные области и резко сокращать выбросы углерода. При этом некоторым видам по-прежнему придется преодолевать огромные препятствия, чтобы найти себе новый дом. Австралийские золотые прионодуры, ярко-желтые птицы, которые иногда до тридцати лет строят себе в одном месте шалаши из веточек, водятся только в прохладных горах Квинсленда. Сейчас там становится все теплее, но чтобы попасть в более подходящие горы южнее, прионодурам пришлось бы пересечь жаркие нижележащие области, к которым они не приспособлены. Другие виды просто не умеют двигаться достаточно быстро. Нам надо смириться с их исчезновением? Или попытаться помочь и переместить их?
Летом 1999-го и 2000 года ученые в Англии поймали в сети пятьсот бабочек-галатей и шестьсот более мелких толстоголовок и на следующий день выпустили в тридцати пяти километрах за пределами ареала и дальше. Сами по себе бабочки расширяют ареал на неполный километр в год, однако изотермы в Северной Британии за тот же период смещаются севернее на четыре с половиной километра. Новое место обитания выбирали по схожести климата. Несколько лет спустя ученые вернулись и увидели, что бабочки прижились. Все усилия для одного вида свелись к восьми месяцам работы одного человека плюс неполные £5 тыс.
Такие эксперименты называют «вспомогательной миграцией». Ученые сейчас спорят о достоинствах «вспомогательной эволюции» – выводить диких животных подобно сельскохозяйственным, чтобы подготовить их к более жаркому климату, а потом выпускать на волю. В совокупности эти методы могут дать нам возможность помочь животным, в чьи экосистемы мы вмешались.
Защитники природы относятся к вспомогательной эволюции и миграции с прохладцей. Важнейшая проблема здесь в том, что нужно очень хорошо понимать вид и его среду. Красная книга МСОП показывает, как это бывает сложно. За почти полвека ее составители изучили менее 2 % из восьми миллионов видов растений и животных, которые могли бы существовать. «Ты катишь камень вверх по склону, он катится обратно и давит тебя, но ты не сдаешься!» – говорит Крэйг Хилтон-Тейлор, скромный глава этой организации.
Хилтон-Тейлор не скрывает, как сложно уследить за видами. «Я иду в лабораторию и спрашиваю: какова численность популяции этой змеи? “Неизвестно”, – отвечают эксперты. Ну хорошо. Их больше десяти тысяч? “Нет, конечно меньше”. Больше двух с половиной тысяч? То есть я пытаюсь заставить их сузить диапазон. Все время приходится учитывать отношение людей к неопределенности, а оно бывает очень разным».