Годом ранее он чуть не умер от легочной эмболии – «доктор сказал, что не понимает, почему я до сих пор жив», – и это убедило его посвятить жизнь популяризации правильного понимания охоты. Он рассказывает об охоте на диких кабанов рядом со своим домом в Швеции, об охоте на проблемного слона в Зимбабве, об охоте на жирафов в Намибии. Жираф, по его словам, оказался просто «кучей мяса забавной формы».
С точки зрения Йенса, охотники не были готовы к бурной реакции на убийство льва Сесила. Они не предполагали, как поколение, выросшее на видеороликах про милых зверушек, воспринимает фотографии охотников с добычей. «Это было крайне закрытое сообщество. Охотничьи организации совершенно не привыкли общаться с посторонними… Два года назад любой охотник не задумываясь делал памятные фотографии с трофеями, но предназначались эти фото только для охотников. Теперь 99 % людей, которые их видят, охотой не занимаются. Охотники продолжают фотографировать, но постепенно учатся не выкладывать снимки в социальные сети».
Поэтому Йенс вел бой с антиохотниками. Он попробовал трюк с продажей крупной дичи на аукционе и написал открытые письма знаменитостям, выступающим против охоты, – Тревору Ноа, Рикки Жерве, Кевину Питерсену, – интересуясь, не хотят ли они спасти южноафриканского носорога (стартовая цена $680 тыс.). В ответ последовала «гробовая тишина», говорит Йенс. Это его, видимо, искренне озадачило.
Потом невозмутимый Йенс написал письмо еще более значительной группе борцов за права животных, включая Льюиса Хэмилтона, Эда Ширана и партнершу Бориса Джонсона Кэрри Саймондс, предлагая перебить охотников на аукционе и спасти десять жирафов в Намибии. Неудивительно, что ответа опять не последовало. Йенс видит в этом подтверждение своей правоты: «Никто не хочет старого жирафа. Зачем он им нужен? Что они с ним будут делать?» Он со своей группой отправился в Намибию и, как планировал, застрелил все десять животных.
«Я никого не прошу любить охоту, но я прошу принимать ее или найти ей альтернативу. Людям не нравится охота, сколько я себя помню, так что у них было время поискать другие варианты».
Нельзя сказать, что охота у Йенса в крови. Он вырос в Дании, где его отец, инженер-механик, в приступе ностальгии по деревенской жизни купил небольшой участок земли, но запретил своему маленькому сыну на ней охотиться. Поначалу Йенсу нравилось просто фотографировать животных, но после разговора с одним пожилым человеком, которой выполнял какую-то работу на отцовской ферме, он заинтересовался стрельбой. Однажды он подождал, пока отец уедет, взял взаймы у этого знакомого ружье и сам подстрелил оленя. Ему тогда было одиннадцать. Четыре года спустя он охотился уже легально.
«Как только я получил свою лицензию, я стал настоящим браконьером на отцовской ферме. Отец любил поговорить о разных вещах, поэтому у нас были жаркие дискуссии на эту тему», – вспоминает Йенс. Чем больше был его энтузиазм, тем тверже возражал отец. В какой-то момент Хег-старший даже отказался от мяса, чтобы проверить и доказать свою правоту. Тщетно. Сын уже заразился охотничьей лихорадкой.
Сейчас Йенсу сорок восемь, и он, по собственной оценке, провел на охоте больше двух тысяч дней – пять с половиной лет. «Это в гораздо большей степени образ жизни, а не спорт», – считает он. Воспринимать охоту как спорт «очень по-британски и по-американски».
В Польше мы встретились с группой шведских охотников, которые заплатили за три дня отстрела диких кабанов и оленей приличную сумму. Охота будет загонная: охотники стоят по местам, а егеря с псами гонят дичь на ружья.
Кроме воздействия на окружающую среду, кабаны могут представлять угрозу для здоровья людей и сельскохозяйственных животных. Поскольку к этому району приближается африканская чума свиней, польское правительство, которому в этих местах принадлежит почти десять тысяч гектаров полей и лесов, решило истребить столько кабанов, сколько возможно. Есть доказательства, что любительская охота не слишком хорошо сокращает популяцию: кабаны отлично умеют обходить человека и убегают по окрестным полям, а охотники хотят легкого убийства, из-за чего землевладельцы заинтересованы в обилии дичи. Однако в данном случае необходимость избавиться от кабанов выглядит вполне насущной.
«Они повсюду!» – говорит Хуберт, большой мужчина с планшетом, который отвечает за организацию мероприятия. Он периодически выражает свое презрение к «экотеррористам», правительству и всем остальным, кто якобы разбирается в лесном деле лучше него.
Обижает Хуберта, в частности, запрет на отстрел волков, которых в его стране становится все больше. «Легче признаться, что ты случайно подстрелил загонщика, чем волка!» Он вспоминает, что тремя неделями ранее в Польше действительно погиб загонщик – пуля, вероятно, отрикошетила от камня. Несмотря на это, мне все-таки кажется, что мои шансы выжить выше, чем у кабанов.